Зачем их звать обратно с небес?
Шрифт:
Но и вновь сочиненные утверждали с той же серьезностью:
НЕ СОМНЕВАЙТЕСЬ, ЭТО ТО, ЧТО ВАМ НУЖНО!
ТЕПЕРЬ ВЫ СМОЖЕТЕ ВЗЯТЬ С СОБОЮ ВСЕ!
ВЫ ВЕРНЫ ЦЕНТРУ — ЦЕНТР ВЕРЕН ВАМ!
Увы, все это представлялось теперь весьма банальным для него, стороннего наблюдателя.
Итак, он рыскал по улицам один, без особенной цели. Уже не убегал. Не нервничал, как хищник в клетке, но странствовал и ощущал, что стал — пусть и не по своей воле — жить так, как и подобает. Впервые он разглядел сквозь городское
Но так бывало не всегда. Иной раз накатывал приступ гнева, а остыв, он принимался строить многоходовые, фантастические и, на удивление, нелепые планы мести — именно мести, а не возвращения в круг нормальных граждан.
Так он и жил. Спал, бродил по улицам и питался тем, что оставлял для него человек из ресторана — полбуханки черствого хлеба, залежалый кусок пирога, что-нибудь еще. Теперь он ожидал его в переулке, вовсе не заботясь о том, чтобы остаться незамеченным. Человек выходил со свертком, он приветствовал его взмахом руки, человек отвечал тем же. Они не разговаривали, не пытались сблизиться, был только этот дружеский жест, но Фросту казалось, что человек этот — его старинный приятель.
Однажды Фрост решился на паломничество туда, где жил до суда, но, не дойдя квартала, повернул обратно. Он понял, что возвращаться незачем, там ничего уже не осталось.
Его имя в подъезде, конечно, заменено другим, другая, но абсолютно такая же машина припаркована на стоянке — в ряду таких же, уткнувшихся носами в кирпичную стенку соседнего дома. А его машина давно увезена по акту о конфискации. Сам дом? Что ему до дома? Сейчас ему куда милее подвал, в котором он обитает.
Вернувшись в подвал, он принялся заново обдумывать свое положение. Что же делать? Но в голову не приходило ничего нового. Впереди брезжил только один путь — в холодильник, где, верно, будет не так уж плохо. Но ему это не подходило. Потому что если он отправится туда сейчас, то выйдет оттуда нищим, и вторая жизнь у него будет не лучше, чем у пеона из Южной Америки. Не лучше, чем у нищего индуса. Но если он останется жить, то, как знать, может, удастся составить себе состояние — хоть какое, лишь бы не начинать вторую жизнь с нуля.
Скорее всего, ему не светит сделаться миллионером. Но хоть бы не стоять в очереди за благотворительной похлебкой и не дрожать без крова над головой. В том мире, где придется родиться заново, лучше быть мертвым, чем нищим.
Он содрогнулся, подумав о том, как это страшно — оказаться бедным в блестящем богатом обществе; там, где люди проснувшись обнаружат, что их сбережения увеличились многократно. И богатство их будет прочным, потому что, когда держатели акций Нетленного Центра вернутся к жизни, вся Земля станет собственностью Центра. Тогда те, у кого были акции, разбогатеют, у других же не останется ни малейшего шанса выбраться из нищеты.
Хотя бы поэтому он не отправится туда, в склепы, по своей воле. Есть и еще одна причина: Маркус Эплтон, ведь тот спит и видит, что Фрост поступит именно так.
Думая о будущем, Фрост видел перед собой бесконечную дорогу, где дни казались деревьями вдоль обочины. Другой дороги не было, а эта вела в никуда.
День он проспал, а к вечеру снова отправился за свертком.
Была уже ночь, когда он вошел в переулок. Свертка не было, он пришел рано. Человек еще не выходил.
Фрост отошел в темный угол возле стены, сел на корточки и стал ждать.
Мягко ступая, подошел кот, был он какой-то настороженный и недоверчивый. Замер, уставился на Фроста. Решив, что тот опасности не представляет, кот принялся умываться.
Задняя дверь ресторана открылась, в ночь упала полоса света. Человек вышел, его белая куртка сияла на свету, в правой руке он держал корзинку с мусором, в левой — пакет.
Фрост поднялся, чтобы пойти навстречу.
Вдруг где-то рядом хлопнул выстрел, человек распрямился, дернулся, его голова запрокинулась. Корзина выпала, перевернулась, разбрасывая мусор.
Человек согнулся пополам и рухнул на дорожку, а корзина еще крутилась, пока, наткнувшись на тело, не замерла.
Фрост по инерции сделал еще шаг вперед.
Кот убежал. Тишина — ни шагов, ни криков.
В голове моментально пронеслось — ловушка!
Человек убит выстрелом в голову, поврежден мозг (черное пятно залило его лицо), и это не оставляет шансов на воскрешение. У него уже не будет второй жизни.
В переулке убит человек. Кто был в переулке? Фрост. Он не вооружен? Какая ерунда, револьвер непременно найдется.
Приехали, подумал Фрост. Здесь пахнет уже не изгнанием, а смертью. Он убил человека выстрелом в голову. Что он заслуживает? Смешной вопрос…
Но он не убивал! А кого это волнует? Kого в тот раз интересовало, что никакой измены он не совершал?
Фрост обернулся и посмотрел вверх.
Двухэтажное здание, в высоту футов тридцать или чуть меньше. Но здесь, прямо перед его глазами, был когда-то навес над входом — на стене остался похожий на перевернутую букву «V» ряд кирпичей, наполовину выступающих из стены.
Фрост разбежался и подпрыгнул. Сумел уцепиться за нижний кирпич и замер, ожидая, что тот под его тяжестью обломится либо выскочит из кладки. Нет, кирпич держался крепко. Он протянул вторую руку и ухватился за следующий кирпич, подтянулся, правой рукой ухватился за третий и левой дотянулся до четвертого.
Так в спешке он карабкался наверх, мышцы неожиданно наполнились силой, нервы собрались в комок.
Уцепившись за пятый кирпич и поставив на нижний угол ногу, он вытолкнул себя вверх. Уперся локтями о край стены, быстро подтянулся и плашмя рухнул на крышу. Парапет в два фута высотой скрывал его от тех, кто мог оказаться на улице.
Он лежал, тяжело дыша, прижавшись к крыше, а в переулке уже раздавались звуки чьих-то шагов и крики.
Здесь оставаться нельзя. Надо уносить ноги — не только с крыши — из переулка, из района. Не найдя никого внизу, они примутся обшаривать крыши. К этому времени надо успеть удрать.
Фрост осмотрелся. Какое-то возвышение на крыше его заинтересовало, и он пополз туда.
Крики внизу усилились, к ним добавился вой сирены спасательной машины. Приехали они вовремя, вот только человеку, лежащему там, прока от этого мало.