Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать
Шрифт:
Однако кризис еще не закончился. Строительство пусковых площадок набирало обороты. Советники Пентагона и Исполкома Совета национальной безопасности усилили давление на президента, настаивая на нанесении превентивного удара.
В пятницу вечером 26 октября Кеннеди получил обнадеживающее письмо от Хрущева, в котором глава СССР согласился вывести свои ракеты. В обмен на это Кеннеди обещал не вторгаться на Кубу. Однако в субботу утром Кеннеди получил второе, более неоднозначное письмо от Хрущева, в котором он добавил к вышеперечисленным условиям требование убрать аналогичные ракеты США из Турции. Взамен Хрущев обещал не нападать на Турцию. Услуга за услугу.
Кеннеди был озадачен. Второе предложение Хрущева было разумным для установления паритета. Однако Кеннеди понимал, что не может так сразу предать союзника по НАТО, не признавая на тот момент, что он требовал от Хрущева сделать то же самое в отношении его союзника Кастро.
В то время как Объединенный комитет начальников штабов требовал от президента нанести авиаудары в понедельник, поступило срочное сообщение, которое еще больше усилило это давление. Рано утром в субботу советская ракета класса «земля-воздух» сбила самолет-разведчик U-2 над Кубой. В результате погиб пилот ВВС США майор Рудольф Андерсон – младший [12] . Объединенный комитет и Исполком Совета национальной безопасности уже рекомендовали нанести ответный удар в таком случае. Теперь они настоятельно призывали сделать это уже следующим утром, чтобы уничтожить пусковые установки. «Казалось, – говорил Роберт Кеннеди, – что петля затягивается на всех нас, на американцах, на человечестве, и что мосты для отступления рушились на глазах» {108} . «Но опять, – добавляет он, – президент поставил всех на место» {109} . Джон Кеннеди запретил ВВС отвечать на инцидент с U-2. Он продолжал искать варианты мирного разрешения ситуации. В Объединенном комитете начальников штабов встревожились. Роберт Кеннеди и Теодор Соренсен подготовили письмо, в котором они соглашаются принять первое предложение Хрущева, игнорируя при этом его последнее требование о выводе США своих ракет из Турции.
12
Самолет U-2 был уничтожен советским расчетом ЗРК С-75 под командованием майора И. Герченова. До сих пор нет единого мнения, как принималось решение. Вопреки мнению Джона Кеннеди, Хрущев мог и не иметь отношения к эпизоду. Первоначально решение об обстреле американских самолетов в воздушном пространстве Кубы было принято Фиделем Кастро, передано в Москву командующим советскими войсками генералом армии И. Плиевым, где оно и было утверждено министром обороны маршалом Р. Малиновским. Но в данном случае согласование решения об уничтожении американского самолета заняло около 30 минут, что говорит о серьезных колебаниях советского командования. Существует версия, что окончательное решение об открытии огня было принято командиром 27-й дивизии ПВО полковником Георгием Воронковым без окончательной санкции Москвы. После доклада в Москву в ответной телеграмме якобы содержалась фраза «вы поторопились». Но никаких оргвыводов не последовало. – Прим. науч. ред.
108
R. Kennedy, “Thirteen Days,” p. 97.
109
Там же, с. 98.
Когда военные ветры задули вокруг Белого дома, Джон и Роберт Кеннеди встретились в Овальном кабинете. Роберт позже описал те мысли, которыми с ним поделился брат.
Сначала он говорил о майоре Андерсоне и о том, как он мужественно принял смерть, в то время как политики, сидя дома, с важным видом разглагольствовали о великих проблемах. Он говорил о просчетах, ведущих к войне: к войне, которую русские не хотят не меньше, чем сами американцы. Он хотел убедиться, что сделал все возможное, чтобы предотвратить страшную развязку, особенно то, что русским были предоставлены все варианты для возможного мирного урегулирования, которые не ударят по их безопасности и не поставят их в унизительное положение. Но «мысль, которая больше всего его беспокоила, – сказал Роберт, – и которая рисовала гораздо более страшные перспективы войны, чем можно было представить, была мысль о смерти детей в этой стране и во всем мире – молодых людей, которые были совершенно ни при чем, которые даже ничего не сказали, которые ничего не знали о конфронтации, но чья жизнь закончится так же, как и жизнь всех остальных. У них никогда не будет шанса принимать решения, голосовать на выборах, баллотироваться на какой-либо пост, возглавлять революции, определять свои собственные судьбы».
«Именно это, – написал Роберт в статье, опубликованной после его собственного убийства, – беспокоило его больше всего, причиняло ему такую боль. И тогда он и госсекретарь Раск решили, что я должен встретиться с послом Добрыниным и лично передать озабоченность президента» {110} .
Встреча Роберта Кеннеди с советским послом Анатолием Добрыниным дала толчок историческому заявлению Хрущева о выводе ракет. Хрущев написал в своих мемуарах о том, что, по его мнению, Роберт Кеннеди сказал Добрынину и что тот передал Хрущеву:
110
Там же, с. 106.
«Президент находится в сложном положении, – сказал Роберт Кеннеди, – и не знает, как из него выйти. Мы находимся под сильным давлением. На нас давят военные с призывом применить силу против Кубы… Мы хотим попросить вас, г-н Добрынин, передать слова президента Кеннеди председателю Хрущеву по неофициальным каналам… Хотя сам президент очень не хочет начинать войну против Кубы, необратимая цепочка событий может привести к этому помимо его воли. Именно поэтому президент обращается напрямую к главе Советского Союза за помощью в урегулировании этого конфликта. Если ситуация слишком затянется, то президент не уверен, что военные не свергнут его и не захватят власть» {111} .
111
“Khrushchev Remembers,” p. 497–98.
После распада Советского Союза МИД России рассекретил телеграмму посла Добрынина от 27 октября 1962 г., где говорится о его переломной встрече один на один с Робертом Кеннеди. Отчет Добрынина содержит менее драматическую версию, чем воспоминания Хрущева о словах Роберта Кеннеди относительно давления военного командования на президента Кеннеди: «тянуть время в поисках выхода из ситуации очень рискованно. (Здесь Р. Кеннеди упомянул, как будто невзначай, что среди генералов и не только генералов много горячих голов, у которых “руки чешутся”.) Ситуация может выйти из-под контроля с необратимыми последствиями» {112} .
112
Телеграмма посла Анатолия Добрынина в советское Министерство иностранных дел 27 октября 1962 г. Перепечатка в переводе в Richard Ned Lebow and Janice Gross Stein, “We All Lost the Cold War” (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1994), p. 523–26. Цитируется по Jim Hershberg, “Anatomy of a Controversy: Anatoly F. Dobrynin’s Meeting with Robert F. Kennedy, Saturday, 27 October 1962,” The Cold War International History Project Bulletin (Issue 5, Spring 1995), доступна по адресу http://www.gwu.edu/~nsarchiv/nsa/cuba_mis_cri/.
Роберт Кеннеди в собственном изложении обстоятельств этой встречи в книге «Тринадцать дней» не упоминает о том, что говорил Добрынину о давлении военных на президента. Однако его друг и биограф Артур Шлезингер говорит, что независимо от сказанных Добрынину слов, Роберт Кеннеди сам считал тогда, что многие стремятся развязать войну. Роберт полагал, что ситуация может полностью выйти из-под контроля {113} .
В любом случае, Хрущев почувствовал серьезность давления на президента. Он ответил выводом с острова своих ракет.
113
Schlesinger, “Robert Kennedy,” p. 561–62.
Существуют ли какие-либо доказательства того, что военное руководство США, воспользовавшись ракетным кризисом, пыталось не свергнуть Кеннеди, а обмануть его? Пыталось ли оно развязать войну в предчувствии возможности победить?
Как пишет политолог Скотт Саган в своей книге «Пределы безопасности» (The Limits of Safety), ВВС США запустили межконтинентальную баллистическую ракету с военно-воздушной базы Ванденберг 26 октября 1962 г., за день до того, как был сбит самолет-разведчик U-2. Испытательная ракета без боеголовки после запуска упала на атолле Кваджалейн (Маршалловы острова). Советский Союз легко мог предположить другое. За три дня до этого испытательная ракета на базе Ванденберг получила ядерную боеголовку и была приведена в полную боевую готовность. К 13 октября девять «испытательных» ракет на базе Ванденберг были оснащены для использования против Советов {114} . В разгар ракетного кризиса пуск ракеты ВВС США 26 октября мог быть расценен Советами как начало нападения. Это была опасная провокация. Если бы Советы отреагировали на эту ситуацию, продемонстрировав какие-либо признаки запуска собственных ракет, вся громада ракет и бомбардировщиков США могла быть направлена для нанесения превентивного удара. Они уже были приведены в максимальную боевую готовность для начала ядерной войны (уровень боеготовности DefCon-2) [13] и были способны в любой момент нанести массированный удар.
114
Scott D. Sagan, “The Limits of Safety” (Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1993), p. 79.
13
DefCon (Defense Condition) – шкала боеготовности вооруженных сил США, отражающая степень напряженности военно-политической ситуации и вероятности военного конфликта. Состояние DefCon-2 предшествует ожиданию прямого военного нападения на США и является последней стадией боеготовности мирного времени. За всю историю существования шкалы состояние DefCon-2 объявлялось только в ходе Карибского кризиса, хотя формально и только для Стратегического авиационного командования. Все остальные компоненты вооруженных сил США находились в состоянии боеготовности DefCon-3. – Прим. науч. ред.
Кроме того, в разгар кризиса, как узнал писатель Ричард Роудс из беседы с командующим ВВС в отставке, «стратегические бомбардировщики во время боевого дежурства сознательно пролетали мимо своих обычных разворотных пунктов в направлении Советского Союза, что представляло собой недвусмысленную угрозу, которую советские ПВО, безусловно, распознали и о которой доложили» {115} . Обладая значительным превосходством по количеству ракет и бомбардировщиков, ВВС США были готовы нанести упреждающий удар при обнаружении малейшего признака реакции Советского Союза на их провокацию. К счастью, Советы не стали огрызаться.
115
Richard Rhodes, “The General and World War III,” New Yorker (June 19, 1995), p. 58–59.
У президента Кеннеди были все основания считать, что военные его провели, чтобы выиграть в вопросе приостановки ядерных испытаний. Кеннеди, возможно, также вспомнил, что Хрущев в своем втором тайном письме президенту от 9 ноября 1961 г., где говорилось о Берлине, дал понять, что давление на него сторонников военного решения вопросов в Москве делает затруднительным компромисс с его стороны. «Вы должны понимать, – взывает он к Кеннеди, – мне некуда отступать, за мной уже пропасть» {116} . Кеннеди не дал ему упасть. Теперь Кеннеди стоял на краю пропасти, и Хрущев понял это.
116
“FRUS 1961–1963,” vol. VI, p. 57.