Зачистить Чистилище
Шрифт:
— Тяните, — приказал Тяжлов.
Штурмовики стали вытаскивать своих товарищей, дружно вцепившись в веревки.
— Молодцы, молодцы, — подбадривал Тяжлов штурмовиков, похлопывая по плечам всех вылезающих, — ну и черт с ней, с этой взрывчаткой.
Штурмовики разделились на два равных отряда, занимая оборону по обе стороны моста, напасть-то на них могли и с той и с другой, а то и с обеих сразу.
Вскоре мост загудел оттого, что стала сотрясаться земля. С противоположной стороны от форта к нему приближалась колонна танков. У штурмовиков ничего не было, кроме гранат, чтобы
В одночасье подвал весь наполнился оглушающими криками, а до этого из разных мест прогремело несколько мощных взрывов и все заволокло дымом вперемежку с колючей, противной пылью, которая забивала нос и горло при каждом вздохе. Пахло гарью.
«Что случилось?» — задавался вопросом Мазуров.
Но спрашивать-то, собственно, никого и не стоило. Нетрудно самому догадаться. Австро-венгры прорвались на верхний этаж сразу из нескольких мест. Как у них это получилось, бог его знает, но Мазуров понимал, что это конец, потому что у него не осталось никакого резерва. Они были обречены. Чуть дольше продержатся те, кто забаррикадировался в орудийных башнях, но и их вытащат оттуда, подорвав люки. Странно, но он не испытывал никакого страха, может, оттого, что давно настроил себя к тому, что когда-то это должно произойти, когда-то он окажется в безвыходной ситуации и будет более странным, если такое не произойдет.
Заволновались раненые, пытались подняться, ворочались, и даже большинство из тех, кто до сих пор был в бессознательном состоянии, очнулись, что-то шептали, спрашивая, вероятно, «что же случилось?». Добьют их австро-венгры, когда захватят форт?
Руководить обороной стало невозможно, рукопашная, похоже, шла везде.
С секунду Мазуровым владела апатия и безразличие, прогоняя их, он замотал головой.
— Рация накрылась, — сообщил Мазурову радист.
Он стоял рядом, ждал каких-то распоряжений, устало дыша и смачивая языком пересохшие губы. На щеке у него был неглубокий порез. Кровь уже засохла.
Единственное, что ему мог посоветовать Мазуров, это подороже продать свою жизнь. Вряд ли их будут брать в плен. Радист все понял без слов. В руке он держал пистолет. Молодец. Правильно смекнул, что в этой тесноте даже автомат будет слишком большим и неудобным.
— Пойдем, — махнул ему Мазуров.
Навстречу Страхову летели аэропланы, поначалу он подумал, что это австро-венгры или германцы, положил руку на гашетку пулемета, но потом разобрал, что это «Сикорские», точно такие же, что и в его эскадре. И как он мог так ошибиться? Нервы совсем ни к черту стали. Принцип — сперва стреляй, а уж потом разбирай, в кого стрелял, — конечно хорош, но далеко не всегда стоит поступать именно так.
— О, господи, наконец-то, — прошептал он, когда увидел, кого прикрывали истребители.
Штурмовики связывали по нескольку гранат. Взрыв броню не повредит, но если бросить такую связку под гусеницу, то ее точно разорвет. Так хотелось спеть что-нибудь наподобие «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“…», ведь ничего другого им не оставалось, и чтобы играл оркестр, а музыка отвлекала от отвратительных мыслей.
«Танки», — читалось на лицах штурмовиков, весть эта передалась и на другую сторону моста.
Тяжлов приставил к глазам бинокль. На лобовой броне переднего танка белой краской без трафарета, а от руки было коряво написано «На Будапешт!».
— Это наши танки! — заорал Тяжлов, у него заслезились глаза. — Наши!
Штурмовики, до этого укрывавшиеся за мешками с песком, которые никогда бы не стали надежной защитой от орудийных выстрелов, повскакивали, стали обниматься, кричать, точно дети малые.
— Черт, а вдруг они не знают, что мост наш? Жахнут по баррикаде от греха подальше? — вдруг сказал один из штурмовиков.
— Точно, — кивнул Тяжлов.
— Флага-то у нас российского нет, так бы водрузили над баррикадой, и все сразу понятно. Может, навстречу выбежать?
— Да, беги, тряпку белую возьми и размахивай, а то не разберут, зачем ты к ним бежишь, вдруг взорвать хочешь.
— Где ее возьмешь, белую-то?
— Ты давно белье свое стирал?
— Перед боем чистое было, но все пропотело оно и испачкалось.
— Сойдет и такое.
Штурмовик стянул с себя пятнистую форму, снял стыдливо рубашку, всю пропитавшуюся потом, посмотрел на Тяжлова виноватым взглядом.
— Отлично подойдет для парламентерского флага, — подбодрил его Тяжлов, — ну с богом, пошел. Но не спеши, а то не поймут тебя, потом только, когда они разберутся, что к чему, — поторопи.
— Слушаюсь.
Размахивая рубашкой, штурмовик двинулся к приближающейся колонне.
Передний танк остановился, люк у него на крыше открылся, из нее показалась человеческая голова. О чем шел там разговор со штурмовиком, слышно не было, но они обменялись буквально несколькими фразами, после чего танк опять тронулся с места.
— Молодец, молодец, быстро все объяснил, — тихо говорил Тяжлов.
Он вышел навстречу колонне. Теперь были видны и другие танки, не меньше двух десятков, по бокам орда самокатчиков на мотоциклах с колясками, где были установлены пулеметы, а за ними — грузовики, с закрытыми брезентовыми крышами кузовами.
— Привет, — закричал танкист, высовываясь на полкорпуса из люка, так что стали видны погоны подполковника на его плечах, на голове у него был шлем наподобие летного, только более массивный, видать, с какими-то мягкими вставками, чтобы не очень было больно биться о металл внутри танка, — а я-то думал, что это австро-венгр, завидев меня, бросился сразу сдаваться. Так, что ли, перепугал я его?
— Здравия желаю, господин подполковник, — откозырял Тяжлов, — вы вовремя.
— Гнали к вам на пределе мощности моторов. Думал, посажу я моторы. В тылу куча разрозненных подразделений австро-венгров. Мы на них и внимания не обращали, даже если они в нас постреливали. Может, еще они о себе напомнят, если вздумают на ту сторону перебраться. Ну, как вы тут?
— Умоляю, господин подполковник, к форту вам надо быстрее пехоту отправить, а то не ровен час придется его опять у австро-венгров отбивать.