Зачистка территории
Шрифт:
Осталась сама панорама, Павел перед ней, полупустой музей и прекрасное юное чудо – Даша Морозова.
Кроме того, Иваном Сергеевичем за многие годы были собраны целые коробки с рулонами любительской кинопленки, из которых с трудом
(пленка ломалась) смонтировали и перенесли на видеокассету небольшой пятнадцатиминутный фильм, который тут же можно было посмотреть.
Сам Иван Сергеевич сам по себе был человек несколько необычный, можно сказать, даже экзальтированный: ходил в бархатном берете, носил длинные волосы и бороду. Впрочем, о таких в народе иногда говорят "гениальный дурак", поскольку вместо того чтобы купить бутылку водки, человек, например, покупает книгу.
Нести людям свет знаний с ранней юности представлялось для Ивана
Сергеевича его истинным призванием. Он
Ирода. Дети при ближайшем рассмотрении оказались существами гораздо более беспринципными, наглыми, жадными, эгоистичными и жестокими, чем сами взрослые. Со своими родными детьми он еще как-то мирился, пытаясь хоть как-то держать их в узде, но с чужими ничего сделать не мог, кроме того, чтобы держаться от них как можно дальше. Поэтому он и ушел из школы.
Злые языки в городе поговаривали, хотя и с трудом в это верилось, будто бы этот исключительно приятный в общении, воспитаннейший человек, устраивает дома дикие скандалы и ведет себя там совершенно свинским образом. Обострение отношений в семье достигло такой степени, что Иван Сергеевич с женой практически не спал, не разговаривал и вообще ее презирал и частенько на нее орал, брызгая слюной и заламывая руки: "Дура! Что ты можешь понимать! Я тебя терплю только из-за детей!.." Жена была младше его на шесть лет.
Когда они познакомились, ему уже исполнилось двадцать пять, а ей – только-только девятнадцать. Тогда это была пухленькая очаровательная блондиночка, румяная, очень здоровая на вид, с великолепными сплошными зубами. Жила она с родителями в том самом областном центре
Н., где Иван Сергеевич учился в пединституте. К тому времени он уже заканчивал второй курс и откровенно бедствовал, даже чуть ли не голодал. Жил в общежитии, днем учился, а вечерами подрабатывал, где придется. С будущей женой познакомился совершенно случайно на какой-то вечеринке, потанцевал с ней, пошел проводить, увидел, что она простушка, и ему пришла мысль устроить так, чтобы у нее дома иногда питаться пусть и в качестве жениха. Своим деликатнейшим отношением и далеко не самым плохим внешним видом он сознательно ее влюбил в себя и стал частенько заходить в гости. Матери девушки он сразу понравился, а отец почему-то сразу принял его за человека очень хитрого и не без задней мысли, но оба они были не прочь отдать за него свое чадо. У Ивана Сергеевича появился стыд не оправдать этих надежд, но он все-таки надеялся со временем резко отвалить, однако остановиться никак не мог и все приходил и приходил обедать да пить чай, в больших количествах 6oрщи да наваристые бульоны и постоянно стреляя у хозяина дома покурить. Однако жениховство его начало неприлично затягиваться. А его уже приглашали на семейные торжества и не раз предлагали остаться ночевать, но он никогда и ни под каким видом не оставался, подсознательно ощущая в этом какую-то страшную угрозу себе и своей блестящей будущности. Однако однажды был приглашен к ней на день рождения: отмечалось ее двадцатилетие.
Весь вечер он сидел рядом с ней, она была влюблена, щебетала вокруг него. И вдруг в середине того вечера он ощутил ужас неизбежности женитьбы, дальнейшего существования в этом мирке перин, пуховых подушек, дальних родственников и незнакомых старух. И от этой самой обреченности он, в конце концов, прилично напился, причем отец невесты постоянно подливал, окончательно осоловел и не был отпущен домой. Постелили ему на полу в какой-то комнате, он даже не помнил, как оказался там, но вдруг проснулся совершенно трезвый и, облившись холодным потом от страха, услышал, как скрипнула дверь. Затем приподнялось одеяло, обдав бок прохладой, и невеста легла рядом, часто дыша. Он сделал вид, что только проснулся и ничего не понимает, с минуту погрустил, о чем мечталось, и – как с закрытыми глазами бросаются в омут – схватил ее и прижал к себе…
Утром они были встречены родителями уже как молодожены. Потом, как бы сама собой подошла свадьба, на которой была тьма-тьмущая родственников со стороны невесты и только одна сестра Надя со стороны Ивана Сергеевича. На следующее утро он проснулся рядом с законной женой и вдруг впервые отчетливо осознал, что уже все – дело сделано, обратной дороги нет, и его обуял такой срах, что он накрылся одеялом с головой и не хотел вылезать. Вечером того же дня он впервые наорал на жену; но спать легли все же вместе. Еще через неделю после жениться он на два дня исчез – сбежал к институтскому другу Сашке Лямину, и они два дня беспробудно пили, проклинали женщин и свистели в окна. В конце вторых суток Махина доставили домой в бесчувственном состоянии, – то есть мертвецки пьяного, – знакомые милиционеры. Еще сутки опасались, что он умрет, но он выжил, очнулся, застыдился своего поступка и объяснил все это тем, что отравился маринованными огурчиками. Сашка же Лямин был увезен в психушку, потому что с тоски вдруг затеял вешаться, но это заметила бдительная соседка тетя Маша Панкратова и тут же позвонила и в
"скорую" и в милицию.
По окончании Иваном Сергеевичем института они с женой переехали в
Любимов, там у них вскоре родилась дочь Мария, а еще через три года
– сын Саша. После рождения сына жена Махина вдруг начала неудержимо полнеть. Поначалу она даже обращалась к врачам, пыталась ограничивать себя в еде, но жир будто из воздуха брался – она полнела и полнела и в итоге располнела до невероятных размеров.
Тогда она плюнула на всякое соблюдение диеты и режима и стала жить как хотела, то есть, кушать что и когда захочется, и особенно любила наесться на ночь, что Ивана Сергеевича просто приводило в бешенство, поскольку сам-то он всегда был худощав.
Жена работала портнихой в ателье, считалась хорошим мастером, работу свою любила и в конечном итоге зарабатывала значительно больше Ивана Сергеевича, что его тоже раздражало. Дети незаметно подрастали. Иван Сергеевич как профессиональный педагог, конечно, принимал участие в их воспитании, по-своему любил их, но особенно никогда не ласкал. Дети же постоянно видели и слышали его ссоры с матерью, которую буквально обожали, и постепенно начали его тихо ненавидеть, а старшая, когда подросла, нередко говорила матери:
"Мамочка, ну почему ты не разведешься с этим гадом!" Мать, конечно, после таких вопросов лила горючие слезы: "Что ты, доча, такое говоришь, – это ж папка твой родной…" Как-то уже после того, как
Иван Сергеевич выписался благополучно из больницы после случившегося с ним сердечного приступа, дочь говорила своей подруге: "Явился домой, задымил всю квартиру, всех прогнал, здоровехонек, а мы-то надеялись с Сашкой, что у него рак…" В другой раз Иван Сергеевич по своему обыкновению утром стал придираться к жене по пустякам, не обращая внимания на тут же сидящих детей, После очередного заряда ругательств он начал потихоньку успокаиваться, даже погладил сына по голове. Тот, задрожав мелкой дрожью, мучительно покраснел и, не поднимая глаз от тарелки, сказал срывающимся голосом, едва удерживая слезы: "Папа, когда я вырасту, я тебя изобью!" Иван Сергеевич онемел от ужаса, с минуту сидел недвижно, а потом схватил сына за волосы и сунул его носом в тарелку. Дочь что-то закричала; жена зарыдала, и так далее…
Кончилось тем, что дочь, только достигнув совершеннолетия, поспешно вышла замуж и уехала из родного дома. Общалась она по телефону только с матерью. А сын Саша почти сразу после окончания школы попал в тюрьму. Дело было на ноябрьские праздники, когда город захлестнул пьяный угар и массовые драки. Самое крупное побоище центра с Ремизой случилось на площади перед клубом. Дрались кулаками, цепями и арматурой. Кому-то ударили по голове, и он умер от травмы. Саша сам вроде как не бил, но был задержан на месте преступления и в итоге получил пять лет. Сам он утверждал, – и так оно и было в действительности, – что просто проходил мимо и даже в стычку не влезал, но когда он уже отходил от площади, один из сволочных мужиков по прозвищу Хуйвейбин, нагнал его, заломил руку и сдал подоспевшим милиционерам. Самое поразительное, что все неизвестно откуда взявшиеся свидетели совершенно уверенно показали, что именно Саша и ударил убитого палкой по голове. Находясь в заключении, он перенес тяжелую желтуху, видимо не долечился (да и питание было не то) и вернулся совершенно бледно-желтого цвета.