Зачистка
Шрифт:
— Слушай, я голоден и совершенно трезв. Скажи, что ты тоже хочешь кушать, — попросил он Лену при выходе из метро, когда она замерла в нерешительности перед автобусом, собирающих пассажиров в сторону бабушкиного дома.
Не мог не заметить, что своей просьбой словно снял с нее бремя обязанности ехать на тайное свидание. Конечно, не только его телеграммами, звонками и короткими набегами на Москву жила любимая женщина. У нее, естественно, шла своя, совершенно незнакомая ему жизнь, но не может быть, чтобы он проехал точку возврата по новым схемам с незнакомыми станциями. Не может быть, потому что он не желает этого. Все машины — стоп! Команде —
— Мы идем… куда? Где нас ждут? — Олег огляделся.
С угла улицы ему замигал ободок с втиснутыми в него разноцветными лампочками, указывая путь в полуподвальное кафе: мы здесь, туточки, рядышком. Спасибо, родимые, маяки всегда помогали морякам найти дорогу к родному берегу.
— Господи, спаси и сохрани, — тем не менее перекрестился, едва переступил порог.
Явно желая выделиться в длинном ряду забегаловок, хозяин кафе призвал в союзницы Бабу Ягу, и та, клонированная во всевозможных вариациях, видах и образах, заполонила все помещение. Самая крупная и наверняка главная распорядительница вертепа уже протягивала руку, пристроившись в ступе у входа — то ли здороваясь, то ли прося позолотить ручку. Но при всем этом из кухни вкусно пахло блинами, в зальчике сеялся умиротворяющий мягкий свет, миленькая миниатюрная девушка негромко играла в уголке на «Ионике» — и они, переглянувшись, остались. В кабинке, правда, над ними зависли сразу три симпатичные бабуси на метлах, но если не поднимать голову, то вроде бы никто и не мешал. Для гарантии Олег достал колокольчик, легонько позвонил, показывая Лене: сама учила, что так разгоняют злых духов. К тому же на звон пришла и бледненькая худенькая официанточка.
— Девушка, правда, я пришел сюда с самой красивой женщиной? — прежде чем сделать заказ, попросил ее подтвердить очевидный факт Олег.
Та скучно оглядела его спутницу, повела взглядом по стенам и всевозможным выступам, где замерли в ожидании ответа десятки симпатичных страшилищ: смотри, девка, гости пришли и уйдут, а тебе оставаться с нами. Самые красивые — мы… Девушка вынужденно кивнула, но всем видом дала понять: это потому, что клиент у нас всегда прав, а я на работе. Но у меня, конечно же, есть собственное мнение…
— Мне здесь не нравится, — поднялся Олег.
Щелкнул по изогнутым носам старушек над головой. Те возмущенно закрутились на метлах, зато официантка моментально изменилась в лице, умоляя остаться. Для нее страшнее всех постоянных обитательниц заведения и случайных гостей мог оказаться хозяин, который через тайный глаз камеры слежения, прикрытый подолом одной из старушек, наверняка следил по монитору за обстановкой в зале. А уж он не простит уплывших денег из-за того, что нанятая за полцены девицы из такого же ближнего зарубежья, как и он сам, задумала показывать свой норов и каприз клиентам…
— Извините, — мгновенно забыв и о собственном мнении, и о старухах, залепетала девушка. — Я всего два дня здесь… Непривычно. Не уходите. Я на испытательном сроке…
— Мы остаемся, — пожалела ее Лена, одергивая Олега. — Это он думает, что я красивая. А я еще красивее, чем ему кажется.
Уличенная в своих тайных мыслях, официантка совсем смутилась, зачирикала ручкой в блокнотике. У стойки бара появился хозяин — толстенький и подвижный, как ртуть, грузин, готовый улаживать инцидент. А если потребуется, если клиент только поведет бровью — на глазах у публики и расстаться с оплошавшей девицей. Несчастный блокнотик в руках официантки задрожал осиновым листком, и Олег вслед за Леной простил девичьи дерзость и глупость:
— Мы сейчас изучим меню и пригласим вас. А пока принесите вазочку, мы хотим поставить цветы.
Сколько ошибок и глупостей совершается из-за дурацкого благородства. А ведь учила армия: не менять решения, если уже ввязался в бой. А тем более ни при каких обстоятельствах не жалеть противника…
Но разве бедная девочка была его противником!
— Мне показалось, ты хотел что-то сказать, — попыталась отодвинуть свои признания Лена, глядя на Олега поверх бокала с любимым французским «Ла Шасоном». Он как-то попытался найти это вино в магазинах, но оказалось, его привозили в Россию только в пакетах и лишь для ресторанной сети. Потому — только в разлив, потому — не для каждого дня. Но ничего, у них с Леной тоже еще вчера не было возможности видеться каждый день…
Лена ждала, но он, вновь являя никому не нужное рыцарство, уступил пальму первенства ей. Безраздельно верил, что его тост станет завершающим и подведет окончательную, бесповоротную и эффектную черту под их двухлетними мытарствами, сомнениями и ожиданием. И символ этого лежит в нагрудном кармашке, а не в куртке, где искала подарок Лена. А уж ее колокольчик как никогда окажется кстати…
— Для меня важнее ты. Рассказывай.
Лена, все еще сомневаясь в необходимости объяснений, отпила глоток вина. Со всех углов на нее смотрели хитрые и дальновидные, а потому вечные, солидарно умоляющие потерпеть и не раскрывать свои карты, Бабы Ежки. Но Лена, видимо, уже решилась, и выдержала паузу только потому, что официантка принесла салаты.
— Наверное, не в этот день это нужно было говорить, но раз ты здесь… — одним глотком выпила остаток вина — и как в прорубь бросилась: — Я влюбилась.
— Я это знаю, — улыбнулся Олег.
— Погоди, ты не понял. Не в тебя. У меня появился мужчина. Другой.
Олег коротко хохотнул. Не оттого, что не мог представить чего-то подобного, а нервно, от неожиданности.
— Ты не допускал мысли, что я кому-то могу еще понравиться? — грустно усмехнулась Лена. Вонзила в «греческий» салат вилку, разворошила для нее же сотворенную поваром красоту и гармонию.
— Нет-нет, это я… просто…
— И мне просто хочется по утрам просыпаться на мужском плече. Я люблю стирать мужские рубашки. Я готова бесконечное количество раз подогревать ужин, зная, что мой мужчина все равно придет ко мне. Только ко мне.
— Но ведь я…
— А что ты, Олег? Ты — вихрь, ураган, но на один день, на час, на минуту. Налетел — и нету.
— А тебе нужен мужчина на якоре, на цепи, на привязи? — с зарождающейся обидой поинтересовался Олег. А если честно — захотелось вдруг сделать больно и Лене, чтобы узнала, почувствовала, как обрывается сердце.
— Каждой женщине нужен мужчина на цепи, на якоре, на ошейнике — называй это как хочешь. Но чтобы был только ее, — вдруг совершенно неожиданно согласилась Лена с презренной ролью.
Олег тем не менее внутренне согласился, что он сам готов оказаться привязанным самыми сильными канатами к ней. И при этом самолично готов затянуть на них самые изощренные морские узлы. Требовалось, наверное, что-то говорить еще, и спросил о том, что, по большому счету, совершенно не интересовало: