Задание на всю жизнь
Шрифт:
— Да, да, теперь, кажется, припоминаю.
— Ну вот. Вспомните и ответ господина Чокаева: «Наступление на Советский Союз начнется с востока… В связи с этим необходима тщательная подготовка эмигрантов-мусульман и установление связи и контакта их с русскими белоэмигрантами». — Палец Садретдинхана качался у самого носа Мирзы. — Мы неплохо сотрудничаем с руководителями русских белоэмигрантов Хайдар Хаджой и Грумницким. Их связи с английской разведкой могут существенно помочь нам. В первую очередь я имею в виду оружие.
— Все это понятно, однако замечу, что Хайдар Хаджа и сам проявляет инициативу в дружбе с вами.
— Вы еще ребенок. У Хайдар Хаджи и Грумницкого есть свои расчеты. Они также борются против Советов и прекрасно понимают, что в исходе этой борьбы мы, мусульмане, будем играть важнейшую роль. Теперь ясно? — назидательно проговорил муфтий.
Мирза кивнул и попытался как можно естественней улыбнуться.
— Таково положение дел, мулла Фархад. Чем больше вы будете вникать в практические дела, тем сильнее поверите в нашу победу.
Муфтий был явно в хорошем настроении.
В тишине раздались крики первых петухов.
— Неужели подошло время утренней молитвы? — муфтий выглянул в окно, затем посмотрел на часы: — Да. Чуть больше пяти. Вот видите, дорогой Фархад, сколько мы беседовали. Прямо-таки настоящий чигатайский кружок. Ну, что ж, я буду готовиться к утренней молитве, а вы идите немного отдохните, хорошо? Хотя сон и напасть, но он же и покой.
Взяв рукопись, Мирза поклонился и вышел из худжры.
Отдых был коротким.
В Мешхеде зимние вечера особенно тоскливы и длинны. С раннего вечера и до самого утра все вокруг покрывается беспросветной завесой темноты и мертвым молчанием… Эта гнетущая тишина господствует над безликими, кривыми и одинокими улочками. И лишь по улице Арк, в одной из худжр мечети суннитов теперь всегда горит огонек… Это не спит Мирза Садыков. Он день и ночь неутомимо работает. Нужно переписать рукопись муфтия. Ведь этот страшный документ касается судеб тысяч людей и безопасности Советского государства. Он освещает кипучую деятельность десятков змеиных гнезд, свитых во многих странах.
Предрассветную тишину нарушает лишь скрип калама: Мирза переписывает каждую страницу рукописи в двух экземплярах.
С одним из них он не расстается…
Не успел наступить конец месяца, как секретарь обрадовал своего хозяина.
— Пожалуйста, господин… — Он положил оригинал и переписанную рукопись на низенький столик двумя руками, как этого требует восточный обычай.
— Вы безмерно обрадовали меня. Труд и талант преодолевают любые препятствия. Я благодарен своему верному помощнику.
— Вы преувеличиваете, господин. Я весьма польщен.
Лицо муфтия сияло. Он с какой-то мягкой улыбкой осторожно взял рукопись и быстро перелистал с первой до последней страницы, пробегая по ним своими цепкими глазами. На последней странице было написано; «Муфтий Садретдинхан Шариф Ходжа Казы Оглы», — и оставлено место для подписи.
— Вам бы тоже следовало расписаться здесь.
— Мне думается, — поклонился Мирза, — достаточно одной росписи вашей столь почитаемой и священной персоны. Пусть мусульманский мир преклоняется перед трудом того, кто сам был и автором, и переписчиком!
— Хорошо, благодарю! Ваша мысль верна. Теперь нужно написать сопроводительное послание на имя господина Мустафы Чокаева.
Муфтий продиктовал секретарю письмо, полное высокопарных оборотов, выражавших почтение и уважение к адресату.
Потом он попросил:
— Отправьте как можно быстрее все в Париж.
И муфтий, и Мирза были спокойны за судьбу рукописи «Истории нашей национальной борьбы». Муфтий, доверяя аккуратности своего секретаря, не спрашивал о ней.
Ну, а Мирза Садыков знал, что копия этого документа через доктора Хамадани была срочно переправлена в Москву.
БРАТЬЯ
Отбывшие в край далекий и чужой
Терпят униженья, терпят гнет большой.
Иранское отделение «Туркестан милли истиклал» активизировало свою деятельность. Это чувствовалось по обстановке, которая царила в мечети. Появились новые люди. Порой, не совершив молитвы, они торопились скрыться в худжре муфтия, где о чем-то долго беседовали с ним.
Да, в резиденции, вероятно, готовились к большим делам. Муфтий, несмотря на занятость, помнил о своем секретаре.
— В город я вам не советую выходить… — предупредил он.
— Я так редко бываю там, — ответил Мирза. — Сделаю покупки и сразу же возвращаюсь.
— Правильно… Будьте осторожны, сын мой, я беспокоюсь о вас… Ходить без тазкиры сейчас опасно.
Однако, муфтий даже не сделал попытки оформить паспорт на имя Фархада Али Заде. Видимо, у него были на этот счет свои соображения.
Мирза стал реже бывать в городе. Только утром он отправлялся на базар в Поян-хиабан и, вскоре возвратившись, снова принимался за работу.
Анализ всех документов, поступающих от Мустафы Чокаева, переписка с центром и другими эмигрантскими националистическими организациями, а также с особо важными личностями теперь были доверены секретарю.
Все депеши в центр и письма государственным деятелям Муфтий диктовал Мирзе. Из резиденции почти каждый день в Париж, Берлин, Стамбул, Варшаву, Лондон и в другие города шли послания по различным каналам, в том числе и специальными курьерами.