Задание: Токио
Шрифт:
– Отлично. Это весьма кстати.
Капельки дождя стекали по ее лицу. Дареллу показалось, что даже несмотря на строгий вид, мисс Прюитт выглядит прехорошенькой.
– Плохо дело? – спросила она. – Я имею в виду Хатасиму.
– Очень плохо, – кивнул Дарелл. – И ухудшается с каждой минутой.
Глава 6
Билл Черчилль жил в современном европейского стиля здании, возведенном близ Т-авеню, в районе, в котором прежде располагалась американская оккупационная зона. Пока Дарелл с мисс Прюитт укладывали обессилевшего Черчилля в постель, Синье остался внизу в машине. Из окна небольшой квартиры Черчилля
Лиз сняла кожаную наплечную сумку и с ловкостью фокусника извлекла на свет божий аптечку, шприц и ампулу демерола. Без тени смущения она помогла Дареллу раздеть находившегося в полузабытьи Черчилля, длинные ноги которого беспомощно болтались, словно паучьи лапки. Долговязый архитектор бессвязно лопотал себе под нос.
– Йоко, – вырвалось у него. – О, нет. Йоко!
– Успокойся, – сказал Дарелл.
– Не могу, Каджун. Она не могла умереть – слышишь? Я все время следил за ними сверху, из рекуна. Глаз не сводил. Это правда – люди и в самом деле умирают за этой колючей проволокой, как лабораторные крысы. Вся деревня обречена. Нет никакой надежды. А Йоко оказалась там в ловушке, вместе с ними.
– Майор Яматоя полагает, что ей удалось сбежать.
– Не знаю. Мы уговорились встретиться у проволочного заграждения. Вчера она чувствовала себя вполне нормально. Она ничего не опасалась. Жаль, что ты с ней не знаком, Сэм. Она – удивительный человек. Честная. Отзывчивая. Добрая. Мы уже договорились, что я останусь жить в Японии. Мы решили, что поженимся. Она не знала, выдержу ли я, но я – я люблю ее, Каджун. Она... она жива, я знаю. Чувствую. Помоги мне найти ее, Сэм. Спаси ее. Достань противоядие. Хоть что-нибудь. Почему мы ничего не делаем?
Дарелл осторожно уложил Билла в постель. Соломенные волосы Черчилля разметались по лицу; он тихонько заплакал, хныча, как ребенок. Мисс Прюитт уже наполнила шприц демеролом и держала его наготове.
– Сейчас это ему необходимо, – сказала она. – Он должен поспать. Полученные тумаки скоро заживут, а вот душевная рана может оставить неизгладимый след.
Черчилль бессильно откинулся на подушки. Глаза его были закрыты.
– Билл крепче, чем вы думаете, – сказал Дарелл.
Мисс Прюитт профессиональным движением всадила иголку и быстро ввела снотворное.
– Ни один из нас не может сравниться с вами, Сэм Дарелл, – произнесла она. – Но вполне возможно, что и вы, прежде чем вся эта история закончится, узнаете о себе что-то новое.
Дарелл тщательно обыскал всю квартиру Черчилля. Однажды он уже был здесь – пару недель назад, когда приехал в Токио. В узкой гостиной японская мебель смешалась с европейской: чертежная доска с приколотыми эскизами, стол красного дерева, настенные фотографии зданий, разработанных самим Биллом, книжные полки, набитые архитектурными журналами, толстая антикварная книга по японскому искусству, две гравюры современного художника Саито Киеши, три тончайшей работы орнамента менуки с рукоятей старинных мечей, два ружья японского производства и небольшой шкафчик, уставленный изящными резными нецке.
На стенах висели свитки с картинами Йоко Камуру. Манера письма у нее была удивительно легкая и воздушная. Йоко предпочитала пастельные тона и тонкие мазки, но линии были не по-женски четкими и уверенными.
На столе красовалась цветная фотография Йоко в картонной рамке.
– Вы ее забираете? – спросила подошедшая мисс Прюитт.
– Да, хочу изготовить копии.
– Она очень важна для Билла.
– Я верну ее.
Минут пятнадцать Дарелл тщательно обыскивал всю квартиру. Одного "жучка" он обнаружил в телефонной трубке – с помощью такого миниатюрного микрофончика слушать и записывать все разговоры, которые велись у Черчилля, можно было, находясь на расстоянии полумили от его квартиры. Второе подслушивающее устройство было запрятано в люстру. Дарелл проверил также окна спальни, ванную и стенные шкафы. Билл Черчилль спал, мирно посапывая во сне. Мисс Прюитт поправила ему постель, взбила подушки, обтерла лицо спящего и заклеила пластырем ссадины. Билл заворочался и глухо застонал.
– Вы знаете домашний адрес Йоко Камуру? – спросил Дарелл.
Мисс Прюитт вопросительно посмотрела на него.
– А вы не нашли его в столе Билла?
– Нет.
– Но ведь ее там нет.
– Я бы хотел осмотреть ее квартиру, – тихо сказал Дарелл. – Эта девушка помогла бы нам решить многие проблемы.
Мисс Прюитт с сомнением покачала головой, но потом все же ответила:
– Йоко живет в Нагата-те, Кийода-кю. – Она назвала также улицу и номер дома. – Отсюда это рукой подать. Ее район славится японской архитектурой.
Дарелл вынул из кармана фотоснимок улыбающейся девушки и еще раз посмотрел на него. Оставив все подслушивающие устройства на месте, он выключил свет, жестом пригласил мисс Прюитт выйти, после чего вышел сам и запер дверь.
Глава 7
В полукруглой комнате царил сумеречный полумрак. Когда-то маленький зал служил оперативным штабом американской армии; теперь же там, где прежде были развешаны карты, дорожные схемы и макеты, висели лишь довольно скромный портрет американского президента и огромная панорамная фотография Капитолийского холма. По углам затаились полуночные тени. Единственная зажженная лампа стояла на столе, прятавшемся в нише. За столом никто не сидел. В комнате повисла тишина, которую время от времени нарушало только прерывистое дыхание Мелвина Каммингса. Внезапно Каммингс взорвался:
– Где вас столько времени носило, Каджун? И что за бардак вы тут развели? Я весь вечер до вас дозванивался. Сперва вы были заняты, потом вообще исчезли. Куда вы пропали?
– Я выручал своего последнего, если не считать шофера Синье, агента.
– Ваши люди умерли?
– Да.
– От чумы?
– Да.
Мелвин Каммингс, заместитель Госсекретаря по общественным связям со странами азиатского и тихоокеанского региона, и не только по ним, не стал утруждать себя лишними соболезнованиями. "Медоточивый лис" прекрасно владел искусством умасливания, всегда умея выдать черное за белое и поклясться в открытости и бескорыстности американской политики – даже в тех случаях, когда политика сводилась к языку пушек и пулеметов. Нельзя сказать, чтобы Дарелл ненавидел этого скользкого пухленького человечка – нет, он просто в открытую презирал его.