Задание
Шрифт:
— Мороженицу посетим? — спросил он еще уверенно.
— С кем попало не хожу.
— Это я-то «кто попало»? — удивился Леденцов.
— Мы с тобой не поддавали, в вытрезвителе не спали.
— Да мы вместе кофей пили! — вроде бы распалился Леденцов.
Ирка оглядела его, как последнего дурака. Леденцов стоял с просящим видом — ссутулился, желтая головка набочок, белесые ресницы помаргивают… Она рассмеялась:
— Ты не мэн, а просто Рыжий.
— Проводить хоть можно? — плаксиво спросил он, проглотив обидное определение.
— Мне что? Иди.
Насчет своей внешности Леденцов не заблуждался: невысок,
Леденцов скривился: выходило, что он тоже комплексует не хуже шестнадцатилетнего.
— Как тебя звать?
— Ирка.
— А я Борька.
Они свернули с центральных улиц на тихие. Его новая знакомая шла все так же бесцельно, поглядывая на дома и прохожих с удивлением человека, впервые попавшего в город. Но двигались они не к Шатру.
Леденцов натужно придумывал тему для разговора. Надо заинтересовать, не спугнуть, продолжить хрупкое знакомство… Для этого нужно знать человека. Об Ирке ему лишь известно, что в этом году кончила восемь классов, успевала плохо, теперь учится на парикмахершу, живет с матерью и поставлена на учет за обирание пьяных. И теперь он знал, что она комплексует из-за своей внешности. Тогда с ней нужно говорить о красоте и любви; впрочем, об этом нужно говорить с любой женщиной.
— Ира, ты это брось.
— Чего?
— Клепать на свою внешность.
— Тебе-то что?
— Все зависит от ракурса.
— Какого ракурса?
— Глядит на тебя какой-нибудь Эдик-Вадик и видит, допустим, чучело. А смотрю я — и вижу красотку.
— Только не надо песен, — повторила она негромко, уже для порядка.
Теперь они шли по одному из тех старинных переулков, которые вроде каналов соединяют большие улицы-реки, — где прохожих мало, как в деревне, и каждый второй дом стоит на капитальном ремонте. Ирка брела совсем обессиленно. Леденцов поглядывал на нее сбоку и видел лишь вал груди, волосы, шуршащие по вороту куртки, да выпяченные губы.
— В любви, Ира, все относительно. Это еще Эйнштейн подметил. Одна девица тоже комплексовала вроде тебя. Якобы никто ее не замечал. Как-то в автобусе сидела рядом с парнем в кедах и в потертом тренировочном костюме. Вдруг контроль. У парня билета нет. Говорит, что деньги оставил в костюме. «Или штраф плати, или следуй в милицию». Жалко ей стало парня, уплатила за него штраф. А парень ее адрес берет, чтобы деньги вернуть… На второй день входит в квартиру этой девицы майор с букетом роз и тортом размером с велосипедное колесо. Да-да, тот, оштрафованный. Финал: брак под Мендельсона.
— Тебе бы кино крутить, — усмехнулась Ирка.
Знакомство не шло. Леденцов ворошил память, отыскивая там мысли о женщине, красоте и любви. Почему-то ничего, кроме Ромео и Джульетты, не вспоминалось, а эту классическую пару он не любил: мало ли что могут выкинуть детишки. Почему с работниками уголовного розыска не проводят семинары на тему «Как знакомиться с женским полом?». Или «Как вести светскую беседу с дамой, обирающей пьяных?». Да не светскую беседу, а трепаться надо, трепаться.
— Ир, где пашешь? В школе,
Противное кошачье мяуканье скребануло из-за фанеры, закрывавшей окно первого этажа, — дом ремонтировался.
— Ой, кошечка! — Ирка остановилась.
— А может, котик, — буркнул Леденцов.
— Жильцы выезжают, а животных не берут.
— Да, собаки.
— Кошки, а не собаки!
— Я говорю — жильцы собаки.
Кошка опять мяукнула, теперь тонко и зовуще.
— Борька, поймай ее.
— Мигом, — обрадовался Леденцов, что она запомнила его имя.
Парадная дверь оказалась незапертой. Они вошли в сумрак дома, где никто не работал, никого не было, ничто не стучало… Лишь внизу, наверное в подвалах, долго и бессмысленно лилась вода. Дверные коробки были сняты. Леденцов обошел бак с раствором, штабель досок, какие-то бочки, какие-то рулоны и оказался в той комнате, где мяукала кошка. Паркет содран, штукатурка обвалена, темно…
— Кис-кис! — позвал он.
Хлесткий удар из-за спины по скуле качнул Леденцова вбок, по направлению этой хлесткой силы, но он устоял и даже обернулся. Второй удар попал в переносицу, и темная комната вспыхнула зеленым светом и погасла — теперь он упал на колени. Может быть, в этом свете вместо Ирки-губы ему почудилась другая фигура, высокая и сухопарая. В неотключенном сознании жила торопливая мысль, начинавшаяся со слова «сейчас». Сейчас-сейчас… Крепкая рука шарила по его карманам. Сейчас-сейчас… Удостоверение в брюках, в тайничке, не найдут. Сейчас-сейчас он встанет и прищемит эту крепкую руку. Сейчас… Но тело не подчинялось живучему «сейчас», припадая к доскам пола. Шаги, почти топот многих ног. И тишина…
Минут через пять Леденцов поднялся, осмотрел карманы и жалобно вздохнул. Удостоверение на месте. Пропала пачка трехрублевых купюр, около шестидесяти рублей. И пирожок с мясом, не доеденный за завтраком с Иркой-губой.
5
Леденцов сидел в углу дежурной комнаты, загородившись от снующих сотрудников желтыми волосами, надвинутой на глаза кепкой да пластырным колтуном на скуле…
Выйдя из нежилого дома с помутневшей головой, он позвонил капитану и доложил, что задание выполнено. Оставалось лишь задержать всю компанию и привлечь за очевидный грабеж. Но Петельников его радость загасил вопросами. А если Ирка не признается? А где свидетели? А если денег не найдут? А кто его бил? А зачем это сотрудник милиции знается с подобной девицей? А зачем он шел с ней в заброшенный дом?.. И другие, позаковыристей, которые задаст следователь и суд. Леденцов растерянно умолк, но капитан вдруг поздравил его с несравненным шансом, подвернувшимся именно в тот момент, когда жилистая длань звезданула в скулу…
Поэтому Леденцов и сидел в дежурной комнате — использовал шанс.
Дверь открылась. Ирка-губа вальяжно подбрела к столу дежурного.
— Долго мне тут преть?
— Сколько потребуется, — ласково отозвался майор.
— По нахалюге арестовали.
— Не арестовали, гражданка, а задержали.
— Я не гражданка, я несовершеннолетняя.
— Поздновато вспомнила, — посочувствовал майор.
— Почему это поздновато?
— За грабеж ответственны и с более раннего возраста, а вам почти семнадцать.