Задобрить грубияна
Шрифт:
— Эмм… — Синди поправляет рубашку на талии — Э-э-э, это было довольно необычное приветствие. Не думаю, что кто-то был так счастлив меня видеть когда-либо.
Хмыкаю, благодарю тусклый свет за то, что она не может видеть, как покраснели мои кончики ушей. И выдавливаю сквозь хрип в горле.
— Тебе не следовало быть здесь, это небезопасно.
Она задумывается на секунду.
— А как мы еще можем поговорить? Поговаривают, что ты никогда не выходишь из машинного отделения.
— Верно, и не собираюсь делать
Синди задумчиво кивает и садится своей сладкой, сексуальной попкой на третью ступеньку лестницы.
— В таком случае, предлагаю поговорить здесь.
— Не хочу разговаривать, — рычу я, удивляясь, что она не отшатывается. — Если ты пришла, чтобы заставить меня уйти, то побереги силы. Я здесь живу.
— Где ты спишь? — спрашивает Синди, осматриваясь вокруг.
— На раскладушке, — отвечаю я, указывая через плечо. — Вон там.
— Не знала, что делают такие большие раскладушки.
— Ага и они удобные. Крепкие. Уж точно лучше, чем пыльная и утрамбованная земля лагеря для военнопленных. Хочешь испытать?
Христос. Не знаю, почему я спрашиваю ее об этом, когда очевидно, что ответ — нет. Меня удивляет, что она вообще осталась, после того как я кончил в штаны всего лишь от одного подпрыгивания её сисек. Может быть, я пытаюсь шокировать или сбить с толку, чтобы не слушать попытки выгнать меня.
— Это то, чего бы ты хотел… сделка? — Ее голос дрожит. — Я на твоей р-раскладушке в обмен на то, что ты покинешь буровую вышку?
Похоть стискивает меня, как железный кулак. Да.
Впервые за пять лет мне предлагают то, что может сломить мою непоколебимую решимость. Эта великолепная молодая девушка позволит мне трахнуть ее, если я уеду?
Выход на солнце, как раскалённое лезвие для моего тела, но воспоминания о ее киске остались бы со мной на всю жизнь.
Тугая. Влажная. Держу пари, мне потребовалось много смазки, чтобы войти в нее.
К несчастью, она бы кричала, пока я вбивался в нее. Стонала бы, что я слишком большой.
Вонзила когти. Шлепала меня.
Слезы бы катились из ее глаз.
Я слишком большой, чтобы удовлетворить женщину — это мое проклятье. Я перестал пытаться, когда мне было двадцать два, а сейчас мне тридцать один. Я благословлён на одиночество и живу так, как мне нравится.
Должно быть ей действительно нужно, чтобы я ушёл, если она готова пожертвовать собой ради такого большого и уродливого. Ни одна женщина в здравом уме не будет спать со мной добровольно, а она даже не видела мой член.
— Кто-то подослал тебя, чтобы соблазнить и вышвырнуть меня отсюда? Новые владельцы хотят отчистить вышку? — я сглатываю ком в горле. — Собираются снести установку и на ее месте построить новую?
— Не знаю, что они будут делать, как только я продам установку, — произносит она полушепотом, — я не смогу продать ее, пока ты здесь.
— Теперь ты владелец
Подойдя ближе, я вижу сходство с Маком, бывшим менеджером и владельцем буровой установки. Она женственна и нежна, но упрямый нос и подбородок говорят сами за себя.
— Ты дочь Мака.
— Виновна, — ерзая говорит она. — Унаследовала этот кусок металла, узнала только прошлой ночью.
Ее взгляд скользит к передней части моих джинсов, к огромному мокрому пятну от семени и растущей выпуклости эрекции. Синди несколько раз моргает и сжимает пальцы на коленях. Даже в темноте я вижу, как ее щеки краснеют, и ее окружает аура невинности.
Да, она, должно быть, в отчаянии, раз предлагает переспать. Почти уверен, что она никогда не чувствовала член между ног. Определенно, никогда такого большого.
— Почему ты не хочешь уйти, Бутч? Разве ты не хочешь познакомиться с людьми или почувствовать солнце на своей коже…?
— Нет.
Она хмурит брови, качая головой и смотрит так, как будто ей действительно интересно.
— Почему нет?
Что-то бьет мне в грудь, как по гонгу. Сильно.
— Люди не благосклонны. Они эгоистичные сволочи. А солнца в пустыне мне хватило на шесть жизней.
— В пустыне. Ты служил?
— Ага, морской пехотинец.
Мы смотрим друг на друга несколько секунд, и я не ожидал, что она встает.
Ее внимание привлек мой шрам на боку. Она обходит меня сзади и задерживает дыхание, очевидно, обнаружив физические сувениры войны — перекрещивающиеся ножевые ранения.
Остальные в голове — прочно осевшие, изнуряющие и оставленные врагами.
— Что с тобой случилось, Бутч?
— Не хочу об этом говорить, — хриплю я, но крики о пощаде наполняют мою голову.
Синди появляется передо мной, и сочувствие искажает ее лоб, сжимая мое горло.
Теперь, когда она встала, наша разница в росте более очевидна, ее макушка едва достигает центра груди. Она выглядела бы как кукла в моих руках. Мне хочется поднять её и проверить, но я тогда я бы не смог остановиться и потерся об нее. Прислонил бы к своему твердому члену и гладил, как одежду по стиральной доске. И снова унизил бы себя.
— Не стесняйся, — говорит Синди, тяжело сглатывая. — Уверена, ты очень давно не видел женщину.
— Никогда… никогда не видел такую, кто звучал или пах также хорошо, как ты, — выдыхаю я, мой член сжимается. И я напрягаюсь от зубов до зада, чтобы не кончить снова. Мягкость ее кожи, нежное мурлыканье голоса, пухлость губ, каждый сладкий дюйм ее тела атакует мои чувства. Проклятье, мне так хочется вонзить свой член между её бедрами, чтобы она получила удовольствие. Чтобы она наслаждалась этим. Знаю, что это невозможно, но не могу перестать мучить себя.