Задолго до Истмата
Шрифт:
Алексей по приказу министра сел на небольшой кожаный диванчик и принялся размышлять. Мужик-то он был вообще башковитый – через год вполне мог в мастера выйти, но тут задача была иного плана. Про попугаев в портках он упоминать, конечно, не собирался. Он думал, что министерство обучает попугаев, чтобы ругались, когда мужика без портков увидят. Еще слегка подумав, он решил, что вряд ли. К сожалению, мало кто из простого трудового люда в этом времени умел «абстрагироваться» – этому приходилось учить, ломая привычные стереотипы:
Посему пришлось этому Макоедову пригрозить дополнительным наказанием, создать стимул, чтобы мужик не брякнул первое, что придет на ум. К счастью для себя, Алексей вспомнил самое начало беседы: гадить у соседской калитки, вежественность, божий страх. Что-то хотел министр услыхать иное...
– Ну что, мой друг, – спросил Иннокентий Михайлович минут десять спустя, – пришло что-нибудь на ум?
– Умишко! – вздохнул Алексей. – Хоть топите, хоть вешайте, господин министер, но в голову ничего, окромя десяти библейских заповедей, не лезет!
– Вот и прекрасно! – обрадовался министр. – По крайней мере что-то осмысленное сказал. Но ты хотя бы приблизительно понимаешь, что означает слово «культура»?
Собеседник вздохнул:
– Мудреное слово, а чего значит? Погодьте, перед Дворцом Чудес этих культур немерено!
– То скульптуры, – кротко поправил министр, – давай-ка мы вот как, дружок, поступим. Я попытаюсь тебе объяснить, если ты поймешь – то мы с тобой сработаемся. Если нет, отбываешь свои сутки – и катись к женке. Договорились?
Алексей кивнул. Иннокентий Михайлович напрягся, попытался мыслить на уровне человека, сидящего перед ним. Затем вспомнил серию книг Юрия Никитина, закупленную в Москве двадцать первого века, в которой Вещий Олег пытался двигать понятиями этой самой культуры не в пример раньше. У пещерника получалось это с трудом, но все-таки получалось. Но там закон жанра обязывал, а тут...
– Слушай, Лексей, – по-братски обратился он к мужику, – среди нас понятие культуры толкуют такими словами, что без пол-литры не разберешься. Я попытаюсь объяснить попроще. Ты знаешь, что отличает человека от зверя?
– Скажете тоже! – разобиделся Макоедов. – Ни один зверь город построить не додумается, хотя хату каждый себе сам строит... а ласточки? А! Вот! Церковь ни один косолапый еще не додумался построить!
Симонов вздохнул. Это было «почти», но не совсем. Он подбодрил собеседника:
– Правильно. Религия – это одна из составляющих культуры. Я тебе расскажу, как определял культуру один мудрец... он давно жил...
Министр подумал, что Никитин на него не обидится. Ведь для этого мужика что триста годков до, что триста после – один хрен. Небытие. Особая форма.
– Часто культуру путают с цивилизацией! – вдохновенно начал он, но Макоедов, услыхав еще один непонятный термин, пригорюнился. – Если взять одиноко стоящее дерево, а рядом поставить кучу всякого зверья из Библии, кому в голову придет первому свалить это дерево? – навскидку задал он вопрос.
– Человеку, конечно! – довольно ответил Алексей. – Бобер, правда, тоже могет. Но ежели посреди чиста поля, то только человек.
– Чище не бывает! – поспешно согласился министр. – Только дерево... его же голыми руками не свалишь.
Макоедов приосанился, словно всю жизнь посещал занятия в школе для дебилов. «Сейчас слюну пустит!» – с ужасом подумал Иннокентий Михайлович.
– Так ведь для этого дела топор придуман! – сообщил Алексей.
– Ну вот! Топор – это один из признаков цивилизации, – облегченно выдохнул министр. – А скажи, у тебя дома есть топор, а к тебе вломился пьяный сосед. Перепутал дома: твой и свой. Как ты поступишь?
– Ежели бодаться зачнет – в рыло съезжу, – с удовольствием ответил Алексей, – да через забор и перекину.
– А кто тебе мешает топором по морде ему съездить? – тихонько спросил Иннокентий Михайлович.
Довольная физиономия сразу поникла.
– Дык ведь, господин министер, разве можно? Это ведь сосед. За это и на каторгу недолго...
– А если обухом по затылку, аккуратно? – допытывался настырный Симонов.
– Да что вы! Это ведь сосед! За что его топором бить, ему кулака мово хватит за глаза!
Иннокентий Михайлович подошел к столу и налил себе из графина воды. Выпил. Предложил Макоедову. Тот шмыгал носом и обиженно сопел. Министр подошел к нему и сел на стул напротив.
– Так вот, друг Алексей, культура – это то, что мешает тебе соседа, когда он, обмишулясь, попал к тебе домой, зарубить топором. И просто размахивать этим топором направо-налево. Это то, что сдерживает человека, когда он может натворить глупостей. Но и не только это. Если один хозяин выходит по нужде в нужной чулан за домом, а другой справляет нужду у самого крыльца, то у кого из них уровень культуры выше?
– Понял! – внезапно воскликнул прозревший Алексей. – У меня калитка покосилась – я ее поправил, а Тимоха так и ходит вторую весну. Это значит, что у меня больше этой самой культуры, так?
– Так! – протянул ему руку Симонов. – Значит, не все еще потеряно, скромный ты мой. Есть еще порох в пороховницах. Ты уж извини, Алексей Кузьмич, пришлось нам с тобой попотеть маленько – но дело того стоило, поверь мне.
Макоедов настороженно смотрел на министра. Ему до сих пор было не ясно: на кой хрен сдался столь почтенному учреждению обычный скорняк? Все эти речи про культуру и благочестие, к чему все это ведет?
– Господин министер, – нерешительно начал он, но Симонов не дал ему завершить.