Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Линдер Иосиф Борисович

Начальник УНКВД Ростовской области капитан госбезопасности Виктор Абакумов. 14 декабря 1939 г.

Именно осторожность, терпение, а главное – «короткий язык» помогли «зеленому» оперу экономического отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Вите Абакумову избежать первого «укоса» массовых репрессий. В августе тридцать четвертого молодой начинающий двадцатишестилетний чекист ходил буквально по самому краю. Вождь был крайне недоволен тем, как «разящий меч партии» расправлялся с ее врагами – троцкистами, и первыми полетели головы чекистов. В тот самый момент, когда перед молодым, пропадавшим на службе дни и ночи «правильным» опером Абакумовым забрезжили офицерские звезды, судьба-индейка подставила ему

ножку. Он проявил «преступную расхлябанность», проглядев в своем начальнике «замаскировавшегося троцкиста». Более того, во время расследования упорствовал и не захотел сообщить о его «преступной деятельности». Расплата не заставила себя долго ждать: «уклониста» выгнали из управления и отправили туда, куда Макар телят не гонял, – в ГУЛАГ, но не за колючую проволоку, где бывшие коллеги, чудом избежавшие расстрела, с киркой и лопатой проходи «перековку», а на тупиковую должность «вечного опера» отделения охраны. Так удачно начавшаяся карьера «в органах», казалось бы, закончилась для него навсегда. Партия, которой он начал служить еще безусым мальчишкой в далеком двадцать первом году, будучи санитаром во Второй московской бригаде частей особого назначения, и отдал ей всего себя без остатка, похоже, навсегда вычеркнула его из своих рядов.

Но судьба все-таки благоволила к Абакумову. В то время, когда он «тянул лямку на зоне», новая, еще более безжалостная коса репрессий прошлось от Москвы до самых до окраин. В «ежовых рукавицах» «железного наркома» Николая Ежова страна содрогнулась от ужаса и страха. И снова – в какой уж раз в истории страны! – первыми за «преступную халатность» пришлось расплачиваться сотрудникам государственной безопасности. Машина репрессий пожирала самое себя. Кабинеты на Лубянке пустели, как средневековые города во время нашествия чумы. Новые молодые начальники, не успевая открыть сейфы с документами и сшить свои первые дела, тут же вслед за предшественниками отправлялись в камеры внутренней тюрьмы. Вскоре работать стало некому, и тогда вспомнили о нем.

Заматеревшего, прожженного на зоне Виктора Абакумова вернули на прежнюю должность и вскоре повысили до помощника начальника отделения Четвертого отдела Первого управления НКВД. Его предшественник оказался «пробравшимся в органы врагом народа» и долго в кабинете не просидел.

На новом месте и в новой должности теперь уже битый жизнью и своими коллегами Абакумов твердо усвоил одно: чтобы выжить в этой мясорубке и пробиться наверх, надо верить в непогрешимость вождя, за версту чуять «замаскировавшихся врагов» и не болтать лишнего. Забыв про семью, он сутками пропадал на службе, но карьера, тем не менее, не кладывалась: результаты давал он, а награды и должности сыпались на других. «Темное пятно» в прошлом основательно подмочило репутацию и тормозило ему рост. В лучшем случае перед ним маячила туманная перспектива дотянуть до должности начальника отделения и умереть на ней с грошовой пенсией. И вот наконец пробил его звездный час.

Очередная командировка в Ростовское управление грозила превратиться в рутинное мероприятие, если бы не одно обстоятельство. Листая пухлые тома оперативных и уголовных дел, Абакумов наткнулся на одно, которое направлялось в архив. В этом деле, к своему удивлению, он обнаружил многообещающие выходы на целую вредительскую организацию, нити которой вели на самый верх – в обком партии. Сидевшие на этом деле начальник отделения и оперативный работник в беседе с ним повели себя более чем странно. Последующая встреча с начальником управления Гречухиным, только что получившим майора и даже не успевшим его обмыть, тоже ничего не прояснила. Более того, Гречухин обвинил «московского молокососа» в предвзятости и погоне за «дутыми» результатами, а после разговора приказал подчиненным дело уничтожить. Теперь Абакумову стало ясно, что враги засели в самом руководстве управления, о чем, проявив партийную принципиальность, он немедленно доложил в Москву.

На Лубянке сигнал оценили правильно, и в Ростов нагрянула новая комиссия. В ходе повторной проверки и следствия подтвердились предположения «смелого, не побоявшегося угроз врагов» коммуниста Абакумова: в управлении действительно «свила гнездо» целая «банда заговорщиков» во главе с начальником. Они готовили ни много ни мало как «подлый террористический акт» против самого товарища Сталина. Партийная принципиальность, чекистская бдительность и профессиональная зрелость тридцатилетнего работника были по достоинству оценены. С этого времени начался стремительный взлет в его карьере.

Пятого декабря тридцать восьмого года лейтенант Абакумов был назначен временно исполняющим должность начальника Управления НКВД по Ростовской области. А спустя двадцать три дня на его петлицы уже скатились капитанские кубари. До того засыхавший на тупиковой должности, он взлетел вверх с умопомрачительной скоростью.

На новом месте молодой, даже по меркам того сурового времени, тридцатилетний руководитель с удвоенной энергией взялся

за порученное дело. Его рабочий день не имел ни начала, ни конца. Обновленный более чем наполовину аппарат сотрудников управления, подчиняясь его железной воле, меньше чем за полгода «выкорчевал» в области все контрреволюционные и вредительские организации. Площадь и прилегающие к управлению улицы вымирали не только ночью, но и днем. Случайные прохожие, попадавшие сюда, спешили поскорее унести ноги от ворот, которые часто распахивались, чтобы пропустить во внутренний двор зловещие «воронки» и «хлебовозки». В них, словно сельди в бочке, сидели и стояли «троцкисты», «бухаринцы» и прочие «турецкие шпионы». В подвалах внутренней тюрьмы бесследно сгинули свыше семисот «врагов народа». На свалку были вывезены сотни килограммов пенькового каната, истрепленного пулями. Впрочем, не только Ростов, но и вся страна в очередной раз захлебнулись в кровавой волне массовых репрессий, поднятой в Кремле.

Усердие Абакумова не осталось незамеченным. Испытательный срок в новой должности закончился, и двадцать седьмого апреля тридцать девятого года он был утвержден в ней. Спустя шесть месяцев после назначения управление вышло в число передовых в наркомате, а через год, в апреле сорокового, на груди Виктора засияла первая награда – орден Красного Знамени. Порой казалось, что ему неведомы ни усталость, ни слабость. Он пахал как вол и, проявив не по годам тонкое умение разбираться в людях, равно как и блестящие организаторские способности, заставил управление работать как часы. Фамилия Абакумов все чаще звучала в докладах всесильному наркому Лаврентию Берия. Дважды, в конце сорокового и начале сорок первого, его заслушивал сам товарищ Сталин. Это был знак, и вскоре последовало серьезное повышение – заместитель наркома НКВД. Но и на этой должности он долго не задержался. Вождю понравился немногословный и исполнительный великан-чекист. В отсутствие Берия во время докладов молодой его заместитель не терялся, толково отвечая на каверзные вопросы умудренного многолетним оперативным и политическим опытом вождя. Внешне спокойный и несуетливый в разговоре, Абакумов, когда вопрос касался дела, преображался и пер как танк. И новое назначение не заставило себя долго ждать. В воздухе уже носилось тревожное дыхание близкой войны с Германией, и вождю потребовался верный, бдительный и профессиональный глаз, присматривающий за Красной Армией.

Но война грянула раньше, чем Сталин пригляделся к Абакумову. Недавно назначенный на должность начальника Управления Особых отделов НКВД Анатолий Михеев был смелым и мужественным офицером, но непрофессионалом в контрразведке. Два года назад он, двадцативосьмилетний выпускник Военно-инженерной академии имени Куйбышева, мечтал о карьере армейского командира и вдруг совершенно неожиданно для себя очутился в Особом отделе Киевского военного округа. Не успев как следует осмотреться на новом месте, он совершил головокружительный прыжок и занял кресло начальника Третьего управления НКО СССР – военной контрразведки всей Красной Армии. Управления, которого фактически не существовало – большинство его сотрудников находились в лагерях или уже были расстреляны. На смену им пришли более-менее грамотные младшие армейские командиры и техники-инженеры, поэтому летом сорок первого контрразведка расплачивалась страшной ценой за маниакальные перегибы вождя. В тот трудный час Михеев, как человек честный и мужественный, понял, что возложенная ноша ему не по плечу. Написав рапорт, он ринулся в самое пекло на помощь подчиненным Особого отдела по Юго-Западному фронту. Там, у села Исаковцы, в составе подразделения он попал в окружение и геройски погиб.

А Виктор Абакумов девятнадцатого июля сорок первого года занял его кабинет на Лубянке. Начинать ему пришлось тоже на пустом месте. Фронтовые Особые отделы в первый месяц войны потеряли свыше сорока процентов оперативного и руководящего состава. Связь с большинством из них в круговерти отступления оказалась потерянной. В центральном аппарате положение дел было ненамного лучше. Многие сотрудники, выехавшие на фронт, обратно так и не вернулись. В пустых, неуютных кабинетах гуляли сквозняки, а в углах пауки плели свои хитроумные узоры.

Не теряя ни минуты, с присущей ему энергией и настойчивостью Абакумов принялся за восстановление боеспособности военной контрразведки. В течение августа и сентября в ряды военных контрразведчиков влилось пополнение из числа молодых и хорошо зарекомендовавших себя в боях командиров. Новому для себя делу им пришлось учиться на ходу. После краткосрочных, чаще всего недельных, курсов подготовки при Особых отделах армий они приступали к оперативной работе в частях. Самыми строгими учителями и экзаменаторами для них были война и те, кто уцелел после репрессий. И уже к концу сорок первого года гитлеровские агенты в расположении советских войск перестали чувствовать себя вольготно. Матерые шпионы все чаще попадались в сети военных контрразведчиков, а волна массовых дезертирств и предательств среди красноармейцев и командиров резко пошла на убыль.