Загадка Катилины
Шрифт:
— Да. Наконец! — прошептал Экон в мое ухо, положив мне руку на плечо. — Вон там, со стороны реки.
Я заморгал от того, что небо было слишком ярким. Белые камни сверкали у моих ног, а солнце, казалось, наполнило все небо. В его середине была видна приближающаяся точка, постепенно превращавшаяся в тело с длинными, распростертыми крыльями.
— Ястреб, — прошептал Экон.
— Нет, — возразил Муммий. — Орел.
Птица покружила над Марсовым полем и стала приближаться. Скорость ее была поразительна, никакая лошадь не смогла бы так скакать по земле. Через мгновение она приземлилась
Я зажмурил ослепленные глаза. Руф повернулся к нам с благоговейным выражением на лице.
— Предсказание, — пробормотал я. — Насколько оно было удачным?
— Удачным? — Он нахмурился насмешливо и улыбнулся. — Да лучшего просто быть не может!
Если бы город не был взволнован выборами и слухами о Катилине, то это предзнаменование стало бы достоянием всеобщей гласности. Если бы это случилось в ленивый летний день, когда ничего важного на Форуме не происходит, то слух о птице Юпитера, опустившейся на Авгуракул, распространился бы по всем площадям и тавернам — подумать только, орел явился какому-то мальчишке, да еще бывшему некогда рабом, в день его совершеннолетия! Суеверные находили бы в этом предзнаменовании знак божественного благословения или, наоборот, недовольства. Но в день всеобщего хаоса этот случай остался незамеченным, и о нем никто не узнал, кроме тех, кто при нем присутствовал.
По пути обратно Марк Муммий разволновался.
— Орел, военная птица! Она предсказывает ему великую будущность в армии!
Я заметил, как Метон улыбается этим словам, и пожелал, чтобы Муммий замолчал.
Я повернулся к Руфу, который переоделся в тогу кандидата.
— Это так и есть, Руф?
— Не обязательно.
Метон услыхал эти слова, и его улыбка погасла, чему я порадовался. Я хотел, чтобы у него даже мыслей не было о военных триумфах. Не для того я спас мальчика из рабства, чтобы он погиб по прихоти какого-нибудь полководца.
Руф замедлил шаг и предложил остальным идти впереди него. Между тем он дотронулся до моей руки, давая знак остаться с ним позади. На его лице застыло неоднозначное выражение. Первоначальное возбуждение сменилось неопределенностью.
— Это серьезное предзнаменование, Гордиан. Никогда со мной такого не случалось, да я и не слыхал о подобных случаях с авгурами.
— Но ведь это добрый знак? — спросил я с надеждой. — Так тебе казалось в тот момент, когда птица опустилась на землю.
— Да, но тогда я просто почувствовал религиозное благоговение. А такое чувство может ослепить человека, даже авгура. Все знамения величественны, поскольку исходят от богов, но нужно помнить, что боги не всегда замышляют дела, добрые для людей.
— Руф, о чем ты говоришь?
— Я желал бы даже, чтобы знамение было менее величественным. Просто полет сокола или крик ворона…
— Но орел Юпитера — это же, несомненно, к добру…
— Такой сильный знак в таких скромных обстоятельствах — вот что меня беспокоит. Он кажется мне не к месту. Мы живем в такое время, когда маленьких
— Ах, Руф, — забывшись, я едва не бросил насмешку прямо в лицо, но для этого я слишком уважал его. Одновременно я почувствовал симпатию к тем неверующим вроде Цицерона, которые в частных беседах смеются над благочестивыми. Или я просто старался подавить в себе волнение?
— Вдруг предзнаменование предназначалось не нам? Возможно, оно касается Катилины или Цицерона. Может быть, орла послали консулам, а он запоздал на час! Иногда даже боги ошибаются — если верить поэтам.
— Но ты ведь не слыхал, чтобы так говорили авгуры или жрецы, — сказал Руф достаточно серьезно.
Мы продолжали спускаться. Послышался шум Форума. Впереди нас Муммий, одной рукой обняв Метона за плечи, возбужденно размахивал другой.
Когда римляне идут в наступление с развевающимися флагами, то их всегда возглавляют орлы на штандартах. Помпей носит нагрудную пластину с изображением орла, распростершего крылья, — как будто эта птица помогла отвоевать ему царство Митридата. Помню, когда я еще был молодым лейтенантом при Крассе и мы воевали с Суллой, то авгуры видели трех орлов, кружащих над Римом…
Метон, казалось, был полностью поглощен этими рассказами.
Я даже испытал некоторое облегчение, когда мы подошли к подножию холма и Муммий оставил нас, сообщив, что надеется успеть в Сенат до окончания заседания. Он не высказывал слов прощания, но сильно пожал руку Метону и Экону, обнял их и удалился боевой походкой в сопровождении Аполлония.
Настало время рассеяться нашей свите; я поблагодарил друзей и доброжелателей и отпустил их. Для возвращения к женщинам достаточно отца и брата.
Но у Руфа были другие намерения.
— Помнишь, я сказал, что у меня для Метона приготовлен сюрприз?
Он, казалось, отбросил все сомнения и хитро улыбался, настолько хитро, насколько позволял его характер.
— Я собираюсь взять вас вместе с собой в Сенат!
— Что? — Сердце мое сжалось.
— Чтобы послушать прения сенаторов? — спросил Метон, которого новости интересовали не в меньшей степени, чем рассказы про войну.
Мне это пришло в голову как раз тогда, когда Экон пбпросил меня быть авгуром на торжестве. Конечно, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, Сенат сегодня — не слишком воодушевляющее зрелище, но поскольку представилась возможность… Зал полон, и на это стоит посмотреть. Мы, конечно, немного опоздали, но все равно…
— Но, Руф, на заседаниях дозволяется присутствовать только сыновьям и внукам сенаторов.
— Не обязательно, там всегда много зевак.
— Но не из породы Гордианов. Их не допустят даже в здание Сената.
— Если вы будете со мной, то допустят, — сказал он уверенно. Патриции всегда уверены в том, что говорят.
— Ах, Руф, это такая честь, но, боюсь, мы должны отказаться.
Метон посмотрел на меня так, как будто я выкинул один из его подарков прямо в Тибр.