Загадка кольца с изумрудом
Шрифт:
— Ты не обязан так говорить, — пробормотала Летти, кладя руку мужу на грудь. — Понимаю, ты не хочешь меня обидеть, но…
Как было объяснить, что гораздо более жестоко дарить надежды из одной только жалости, чем открыто отвергнуть?
— Обидеть? — Серые глаза Джеффа посветлели, и, заглянув в них, Летти почувствовала, что он понимает ее куда лучше, чем можно себе представить. Его губы сжались от прилива нежности и желания все объяснить. — Нет, дело вовсе не в этом. Видишь ли, Мэри была… — Подбирая верные слова, он на мгновение-другое замолчал. — Мэри была мечтой молодого человека.
Неужели ему казалось, что такими признаниями можно утешить нелюбимую жену?
Взглянув на нее, Джефф снова задумался, размышляя, как лучше пояснить, о чем он толкует.
— Мэри была картинкой из сборника сказок, дивным витражом, идолом, иконой… Ты же совсем другое дело. Ты…
— Несовершенная, да? — подсказала Летти.
Усталое лицо Джеффа вмиг преобразила неожиданно заигравшая на губах улыбка.
— В лучшем смысле этого слова.
Летти наморщила нос:
— По-моему, трудно вообразить, что такое лучший смысл несовершенства.
— Ошибаешься. Идеалом можно восторгаться, любить же куда приятнее другое.
Очевидно, во взгляде Летти блеснуло сомнение. Потому Джефф повторил:
— Да-да, любить приятнее другое. До чего же мило, что на твоем лице отражается всякое чувство — вот как теперь! Что упрямые волосы вечно выбиваются из прически. Что ты морщишь нос, когда подбираешь нужные слова. Что всегда высказываешь правду в лицо. — Он прикоснулся пальцем к копчику ее носа. — Я даже веснушки твои люблю. Не позволил бы исчезнуть ни одной, хоть за все лимоны в мире. Вот так. Теперь ты мне веришь?
— Ты сумасшедший, — сказала Летти со всей своей искренностью, столь обожаемой Джеффом. — Наверное, стукнулся головой. Или нет, подожди, это я стукнулась. В том, верно, и дело. Не в тебе. И не во мне. Творится нечто непонятное. Не… — Летти покачала головой. — Нет.
— Отчего же?
— Слишком все странно — далее задумываться смешно. Такое чувство, что мы в сказке. Всем хорошо известно, что принцы не влюбляются в нищенок. В настоящей жизни. Принцы находят себе принцесс, обзаводятся красивыми детишками, живут все вместе в золоченых залах и восседают в мягких креслах.
Джефф поднял руки и растопырил пальцы.
— На мне сейчас нет ни капельки золота.
Летти качнула головой, не придавая значения его словам.
— Сколько раз я наблюдала за тобой и Мэри, — сказала она. — Сколько раз представляла, что на ее месте я.
Ей никогда не хватало мужества признаться в этом даже самой себе. Но, увы, такова была горькая правда. Вместо того чтобы взглянуть ей в глаза, Летти лишь отмечала, что Мэри и лорд Пинчингдейл не пара, или порицала уловки Мэри, хоть судить не имела права ни сестру, ни его. Тогда как сама только и делала, что злилась, пряча свою ревность.
Она вдруг почувствовала, что не вполне уверена, единственно ли из лучших побуждений помешала в ту ночь сестре бежать из дома. Грудь наводнила вина, к горлу поднялась желчь, отравляя все на своем пути. Если бы тогда она не сунула нос не в свое дело, осталась бы в спальне, Мэри уехала бы с Джеффом и до скончания дней делила бы с ним семейное счастье. А честь семьи Олсуорси пострадала бы куда меньше, нежели от выходки Летти.
Она же решила вмешаться — не только из чистого желания спасти доброе имя отца, но еще и потому, что в дальнем-предальнем углу своего сердца желала, чтобы лорд Пинчингдеил достался ей. И знала, что обычным путем она его не получит.
Осознавать, как все случилось на самом деле, было пренеприятно. Те, кто превозносит самопознание, верно, ничего-то о себе не ведают.
— Я твердо знала, даже если бы не было Мэри… — Летти безотрадно усмехнулась. — Я не годилась на роль твоей невесты. Как бы ни старалась. Слишком ты был далек от меня…
Джефф растерянно сдвинул брови и с сомнением спросил:
— Тебя интересовал мой титул?
Он был на редкость умен, но, бывало, поражал несообразительностью. При этой мысли Летти чуть было не улыбнулась. Чуть было.
— Нет. Меня интересовал ты. Утонченный, образованный, с прекрасными манерами… — Вместо прочих лестных слов Летти взмахнула рукой. — А я кто такая? Великовозрастная простушка Летти из Хартфордшира.
Губы Джеффа искривились в улыбке.
— Девятнадцать лет — не так уж это и много. А что до Хартфордшира — твоя сестра тоже оттуда.
— Верно, но для Мэри это не помеха. На лондонских балах она смотрится уместно, я же — нет. В твоем доме я чувствую себя нищенкой короля Кофетуа.
Джефф убрал ей за ухо бившуюся на ветру прядку волос.
— Можешь устроить в этом доме все по своему вкусу.
— Нет же! — Летти в досаде отстранилась. — Дело вовсе не в этом.
Не имело смысла перечислять причины, по коим Джефф не мог ее любить, однако еще хуже было слушать, как он говорит о чувстве, которого на самом-то деле нет в его сердце, которое бесследно исчезнет, коль скоро они покинут волшебно зеленую Ирландию и вернутся в душные лондонские гостиные. Мир лжедрузей и злобных шепотков, способных изъесть всякую привязанность, особенно иллюзорную. Как только они приедут в Лондон, Джефф поймет, что рядом с ним всего лишь гадкий утенок, дурнушка. Неотесанная, пухлая, ничем не привлекательная.
— Ты не понимаешь, — горячо продолжала Летти. — Я никогда не стану изящной, величественной, такой, каким посвящают стихи. Я тебе совсем не подхожу.
Джефф посмотрел на ее раскрасневшееся лицо и произнес грубоватым тоном:
— А не кажется ли тебе, дорогая, что решать мне? Для этого-то образования, утонченности и всего прочего у меня достаточно. Кроме того, — прибавил он, заметив, что Летти вновь собирается возразить, — на балах и я себя чувствую не в своей тарелке. И мне тоже никто не посвящал поэм. Может, ты попробуешь? Хуже стишков, чем мои, наверняка не придумаешь.