Загадка Красной вдовы
Шрифт:
— Нет! — резко сказал Г. М. — Пока не надо. Еще рано. Дайте мне подумать. Не сбивайте меня. Я ждал этих двух часов. Я хотел услышать от Гая историю. Что за проклятие? Что там с креслами, с этими безвредными креслами? Мне нужно знать. Я этого так не оставлю. — Он посмотрел на Мантлинга. — Вы не в курсе и ничего не можете рассказать, верно?
— Совершенно верно, — кивнул Мантлинг, не отрывая взгляда от Г. М. Затем он снова опустил глаза к некоей структуре, которую он возводил на столе из обеденных принадлежностей. — Глянь сюда, Боб, дружище. Вот Замбези. Здесь все покрыто острой травой и колючим кустарником.
Часы пробили половину. Мантлинг замолчал, помедлил, затем повернулся в сторону «вдовьей комнаты» и прокричат:
— Бендер, как вы там?
Бендер отозвался — не слишком весело, но ответил. Первый приступ страха миновал…
Страх убывая. Часы снова пробили четверть, затем — одиннадцать часов. Певучие ноты становились все громче по мере того, как вечерний Лондон затихал. К окнам, пряча контуры и звуки, приник густой туман. Изредка было слышно, как сигналят такси, которые тихонько крались, прижимаясь к тротуарам. Пробило четверть двенадцатого; окурков в пепельницах становилось все больше. И каждые четверть часа из «вдовьей комнаты» доносился голос Бендера.
Как только страх отпустил собравшихся, разговор утих сам собой. Мантлинг откинулся на спинку стула, окутал себя сизым дымом и сидел так, улыбаясь. В половине двенадцатого, после того как они услышали приглушенный расстоянием ответ Бендера, со своего стула встал Равель. У него почему-то был разочарованный вид. Он сказал, что ему нужно написать письмо и отправить пару телеграмм и что к полуночи он вернется. Веселость, казалось, покинула его, как только он повернулся ко всем спиной. Без четверти двенадцать Мантлинг очнулся, прокричат обычное «Бендер, как вы там?» и, услышав ответ, налил себе последнюю порцию.
— Клянусь богом, у него получилось! Нет там никакого призрака. Здравый смысл торжествует! Ему всего пятнадцать минут осталось сидеть. Если уж к этому времени гоблины его не съели, то и не съедят.
Сэр Джордж глубоко вздохнул.
— Я и сам очень рад, — сказал он. — Даже не ожидал, что так обрадуюсь. Признаться, я чувствую себя дураком. Меня одолевали дурные предчувствия, совсем как нашего молчаливого друга. Мне казалось, что-то с этим Бендером не так, но я не мог понять что; это меня беспокоило.
Мантлинг понимающе шмыгнул носом.
— Ну, он же художник, понимаете. Может, поэтому…
— Художник, — хмыкнул Г. М. — Как же!
Кто-то, поставив чашку, сильно стукнул ею о блюдечко. Мантлинг рывком поднял голову.
— Да уж, художник, — проворчат Г. М., внимательно изучая конец чубука своей трубки. — У вас что, глаз нет?
— Но если он не художник, — прервал молчание сэр Джордж, — то кто же он, черт возьми?
— Я могу ошибаться. Но у меня серьезные подозрения, что он либо молодой врач, либо студент-медик… Видели, как он себя вел там, в другой комнате, когда леди Изабелла то ли в обморок падала, то ли истерику норовила закатить? Он автоматически потянулся к ее запястью — пощупать ей пульс. Ей пришлось даже отдернуть руку. Вы заметили? Простой человек не мог такого сделать. Хм. И потом, мне было интересно: что он носит в нагрудном кармане пиджака? Я его немного прижал и пощупал, что это. Записная книжка, большая записная книжка. Там что-то еще было, но книжка была ближе. Немного найдешь людей, которые таскают с собой записную книжку, даже когда они в смокинге. Он сказал, что собирается что-то писать.
Мантлинг, явно разозлившись, вскочил.
— Сынок, тебе, возможно, и достаточно, — добавил Г. М. — А мне — нет. Пока нет.
Хлопнула входная дверь, и Мантлинг не произнес ни слова, хотя видно было, что он собирается что-то сказать. К столовой приближались голоса. Открылась дверь. Вошли двое — мужчина и женщина. С веселыми лицами, несмотря на то что их одежда промокла.
— Ты что-то допоздна засиделся, Алан, — сказала женщина. — Мы бы были раньше, но такси ехало так медленно… — Ее взгляд метнулся к двустворчатым дверям, да так к ним и прилип.
Алан потер руки.
— Все в порядке, Джудит. Призрак оказался выдумкой, и теперь тебе можно рассказать. Мы провели эксперимент. Хватит глупых страхов. Там, в комнате, человек; понимаешь, он ее проверяет; по правде говоря, его время почти истекло. Мы выпустим его, как только…
Часы мелодично прозвонили и начали бить.
— Ну вот и все. Бендер! — закричал он. — Время вышло. Выходите и выпейте чего-нибудь.
Мужчина, который стоял в дверях и снимал мокрый плащ, повернулся.
— Мантлинг! Кто, вы говорите, там находится? — неожиданно спросил он, и в его голосе зазвенел лед.
— Его зовут Бендер. Вы его знаете… Ах, извините меня! Это моя сестра Джудит… Доктор Арнольд, разрешите представить… Бендер, выходите! Время вышло, я говорю!
— Кто заставил его пойти туда? — спросил Арнольд. Его звучный голос был спокоен, но на лице было странное выражение.
— Ну, мы тянули карты, и ему достался пиковый туз. Черт побери, Арнольд! — раздраженно воскликнул Мантлинг. — Не смотрите на меня так! Игра была честная. Проклятие его не взяло. Он вошел туда больше двух часов назад, и с ним все еще все в порядке…
— Да? — сказала женщина. Терлейн вдруг заметил, какие черные у нее глаза по сравнению с белым лицом. — Тогда почему он не выходит? Ральф!
Г. М. начал двигаться первым. Терлейн видел, что его губы шевелились, как будто он ругался; он слышал его свистящее дыхание. Г. М., переваливаясь, со всей доступной ему скоростью двигался к двери, и в тишине отчетливо бухали и скрипели его большие ботинки. Топ-скрип. Топ-скрип. За ним бросился Арнольд; через несколько мгновений он уже был впереди Г. М. Следующий — сэр Джордж. Никогда в жизни Терлейн не забудет эту огромную раскачивающуюся на ходу фигуру, в скрипящих ботинках, с согнутой спиной, там, впереди, но коридору… А в следующее мгновение Арнольд распахнул дверь.
В комнате все было по-прежнему, все предметы на своих местах. Какую-то секунду она выглядела пустой. Сэр Джордж начал было: «А где?..» — и замолчал, потому что все увидели его. В левом углу комнаты был искусно сделанный туалетный столик с купидонами, розами. Большое зеркало над столиком висело немного наклонно и отражало часть пола комнаты. Все видели отражение старого ковра. И еще все увидели лицо.
Бендер лежал на спине и был почти целиком скрыт большой кроватью, перегораживающей комнату. Видно было только его лицо. Раздутое, черное. Между опухшими веками — белки глаз.