Загадка неоконченной рукописи
Шрифт:
Мириам была исключением. Но Мириам уезжала.
– Ты сможешь поработать на свадьбе Де Витта в следующую субботу. Идет?
Дженни кивнула. В сердцах пнув ногой стол, она повесила тряпку рядом с раковиной и вышла в быстро сгущающуюся темноту. Шагая к дому, она отказывалась, категорически отказывалась думать о том, что должно было произойти до следующей встречи с Мириам, но мысли все равно лезли в голову – и не просто лезли, а умножались и, наконец, навалились на нее с такой силой, что колени начали подгибаться. Не пройдя и квартала, она была вынуждена сесть прямо на обочине.
Дженни обхватила
Она начала было вставать, но тут же села обратно. Она не могла решить, что лучше: сидеть здесь и представлять, что он ждет ее дома, или добраться туда и обнаружить, что он уехал. Он сказал, что останется, но тогда он просто еще не успел обдумать то, что она ему сказала. Теперь, узнав хотя бы часть правды, он, вероятно, уехал. И она не осуждала его за это. Она вся была плохой новостью, плохой новостью.
Дженни начала вынимать шпильки из волос и одну за другой втыкать в землю, загоняя их поглубже. Она остановилась, только заметив маленькую фигурку, незаметно подобравшуюся к ней по обочине, и ощутив прикосновение маленькой ладошки к своей ноге.
Она выдавила из себя улыбку:
– Привет, Джоуи Баттл, что случилось?
– Ничего. – Его бледная, чуть ли не синеватая кожа отсвечивала в сумерках, а веснушки на ней горели так же, как, должно быть, и ее собственные. – А кто тебя постриг? – спросил он.
– Я сама. – Она хотела сдвинуть назад его бейсболку, чтобы взглянуть на волосы, но он упорно натягивал пластиковый козырек на лоб.
– Не смотри. Меня тоже постригли. Только по-идиотски, – объяснил он. – Она отрезала их все, потому что сказала, что их слишком трудно расчесывать. Я хожу в школу в этой кепке, и мне все равно, что она говорит. Она говорит, что твой папа скоро вернется домой. И что он убил твою маму. Что, он правда это сделал?
Дженни сжала колени и уперлась локтями в живот.
– Нет.
– Тогда почему его посадили в тюрьму?
– Потому что судья решил, что он сделал это.
– Почему?
– Потому что он сказал, что сделал это.
– Значит, он это сделал?
– Джоуи? Джоуи Баттл, ты где?
Быстрый, как молния, Джоуи бросился прочь по улице. Дженни отвернулась, сгорбилась и втянула голову в плечи, чтобы Селена не заметила ее и не узнала, где был Джоуи. Она подождала, пока торопливый стук шагов не стихнет вдали. Потом встала и, все так же сгорбившись и чувствуя, как желудок скручивается узлами, зашагала домой.
Левая, правая, левая, правая. Она шла прямо, ставя одну ногу точно перед другой и пыталась распрямиться, как учили в журнале, но ее плечи отказывались разворачиваться, а когда она попыталась изгнать из головы переживания, в нее вторглось лицо Дардена – Дарден, и никакой работы, и волос тоже нет, и никакого спасения…
Она бросилась бежать, рыжий огонь волос бился в спускающемся тумане, она неслась что было сил, пока боль в боку не заставила ее замедлить шаг, но и тогда она не остановилась. Ей нужно было узнать, ждет ли ее Пит. Нужно узнать. Он – последнее светлое пятно в ее жизни.
Когда она добралась, наконец, до дома, ее охватило настоящее безумие. Она прорвалась сквозь туман,
Тяжело дыша, она вцепилась руками в волосы. Если он уехал, это конец. Для нее в мире больше не будет ни утешения, ни тепла, ни намека на счастье, которым обладают все остальные. Если он уехал, ее мечты мертвы.
Содрогаясь от ужаса, она обхватила голову руками, зажмурилась и испустила вздох, почти стон, из самой дальней и жалкой части своей души.
Но тут перед ее глазами, сразу же широко распахнувшимися, возник образ соснового навеса на заднем дворе. Закрутившись на месте, она бросилась вон из комнаты и натолкнулась на большую мужскую фигуру.
Глава 12
Бостон
Перевернув последний лист рукописи и положив его в стопку, Кэйси поняла, что дрожит. Отчасти это объяснялось внезапным появлением большой мужской фигуры, но в основном – мыслью о том, что отец Дженни попал в тюрьму за убийство ее матери. У Кэйси никогда не было клиентов, связанных с убийством. Со смертью – да. Ей часто приходилось помогать людям пережить кончину кого-то из родителей, супруга или близкого друга. Но убийство – это совсем другое дело. Оно подразумевает такой уровень насилия, с которым Кэйси никогда не приходилось сталкиваться. Между ее родителями никогда не было насилия; да что там говорить, между ними и общения-то никакого не было. Не менее странным было то, что всякий раз, когда Кэйси пыталась описать это конкретное отклонение в различных психиатрических терминах, она приходила к выводу, что раздельная жизнь с наибольшей вероятностью порождает именно тот род ненависти, который может привести к убийству.
Но Конни написал, что Дженни – родственница. Поэтому данное конкретное убийство касалось и ее.
Нет. Кэйси одернула себя. На самом деле Конни написал, что «она» – родственница. Пока все, что было известно Кэйси, могло с тем же успехом свидетельствовать о том, что «она» относилось к тому, кто написал эти записки как литературное произведение, а «как помочь» – к помощи в их публикации. Здесь Кэйси помочь ничем не могла.
Но вместе с тем она не могла и отвернуться от Дженни Клайд. Мир вокруг Дженни сужался. Ее отчаяние росло. Кэйси должна была узнать, что случилось с ней дальше.
Что-то подсказывало ей, что Дженни – реальный персонаж. Но что-то вызывало у нее какое-то смутное чувство что-то в той части, которую она прочла только что. Но что именно это было, она не могла определить.
Когда ей казалось, что она почти ухватила нить, раздался телефонный звонок, заставивший ее вздрогнуть. Приглушенный звук доносился из кухни. Здесь, в зале, где она осталась после ухода Эмили Эйзнер, телефона не было. Не было здесь и часов, хотя она предполагала, что сейчас, должно быть, около десяти. Мег уже ушла, а друзья Кэйси обычно не звонили ей в такое время.