Загадка неоконченной рукописи
Шрифт:
Дом не сильно изменился за это время, разве что потемнел от соленых морских ветров. Он стоял в конце улицы, заросшей низкорослой травкой и прибрежными кустарниками, – дом в приморском стиле, с крытой шифером крышей, поднимавшейся назад и вверх от традиционных дверей с окошками по бокам. Кэйси поставила машину напротив и пошла к дому по выложенной камнем дорожке. Она позвонила и стала ждать, глядя себе под ноги и недоумевая, чего ради она сюда приехала, но из-за упрямства не собиралась уходить.
Дверь отворилась.
Кэйси знала Рут в лицо. Она видела ее рядом с Конни во время
Она выглядела… выглядела настолько похожей на то, как в представлении Кэйси должна была бы выглядеть Кэролайн лет через десять, что у нее перехватило дыхание.
Рут казалась почти такой же ошарашенной, как и Кэйси, но она отреагировала первой, причем совершенно неожиданным образом. На ее лице появилась широкая улыбка, лучащаяся искренней теплотой.
– Кэйси! Как я рада! – Она протянула ей руку. – Заходи.
Кэйси не стала сопротивляться. Не говоря уже о внешнем виде Рут, она совершенно не ожидала, что та будет рада видеть ее. Это выбило ее из колеи, пока она еще пыталась справиться с волнением, а дом доконал ее окончательно. Изнутри он был похож на диковинную пещеру с высокими окнами, застекленными участками крыши и стеклянными дверями, ведущими на террасу, с которой открывалось по меньшей мере три разных вида на океан. Это был действительно дом художника: у одного из окон помещался мольберт с холстом, над которым, по-видимому, Рут работала сейчас; еще несколько холстов разной степени завершенности располагались кругом.
– Как я рада, – повторила Рут, не переставая улыбаться. Постепенно Кэйси удалось собраться, чтобы осознать, что какая-то ее часть, как ни странно, тоже рада. Рут, в конце концов, была почти родственницей и, по всей видимости, была действительно счастлива видеть Кэйси.
Но Кэйси все-таки не могла отделаться от истории этих почти родственных отношений. Поэтому она прямо спросила:
– Почему?
Улыбка Рут померкла, но она продолжала смотреть на Кэйси с теплотой.
– Потому что ты – дочь Конни. Теперь, когда его нет, мое сердце радуется при виде тебя.
Кэйси неожиданно вновь охватил гнев.
– Почему только теперь, когда его нет?
– Потому что мне не хватает его. – Рут больше не улыбалась, доброе лицо стало серьезным. – И потому, что я жалею, что это не произошло раньше. Я давно хотела познакомиться с тобой.
– Почему же вы ждали?
Рут остановилась, потом осторожно ответила:
– Потому что Конни не хотел этой встречи.
– Почему? – спросила Кэйси. Собственно, за ответом на лот вопрос она и приехала сюда.
Рут глубоко вздохнула.
– На этот вопрос не так просто ответить. Пройдем на террасу?
Кэйси была бы не против получить все ответы прямо у двери, а потом развернуться и уехать. Но Рут подкупала своей искренностью, и красотой своего дома, и надеждой, сквозившей в ее полотнах, которая так тронула Кэйси. Поэтому она позволила провести себя на террасу через большую комнату, сначала мимо большого U-образного дивана с каменным кофейным столиком рядом, на котором лежали книги по искусству, стояли изящные резные статуэтки и массивные железные лампы, а потом – мимо мольберта и холстов.
– Не хочешь выпить чего-нибудь холодного? – спросила Рут, когда они вышли на террасу.
Кэйси покачала головой. Схватившись за перила, она смотрела на море. Вода была низкой, отлив обнажил обросшие водорослями камни. Чайки ныряли, поднимались и фланировали в воздушных течениях, окликая друг друга. Волны накатывались на берег, разбивались и отступали в умиротворяющем ритме.
Без всякого усилия с ее стороны гнев Кэйси начал улетучиваться.
– Рут тоже подошла к перилам и облокотилась на них неподалеку от Кэйси, глядя вдаль.
– Океан всегда притягивал меня. Но не Конни. Он предпочитал вещи более близкие и сдержанные.
– Почему? – Кэйси повернулась и посмотрела на Рут.
– Безопасность. Он не доверял тому, что вызывало у него чувство беспомощности.
– Откуда это взялось?
– Ты сама должна знать. Кэйси действительно знала.
– Такие вещи обычно тянутся из детства, только я совершенно ничего не знаю о его детстве. Мне неизвестно даже название его родного города.
– Эббот.
– Не Литтл-Фоллз? – рискнула пойти напролом Дженни.
– О Литтл-Фоллз я никогда не слышала. Он приехал из Эббота.
Эббот. Название, которое она так долго пыталась найти, открылось так легко.
– Это маленький городок в Мэне, – пояснила Рут, – хотя больше мне практически нечего тебе сказать. Я сама никогда там не была. Когда мы только поженились, я предлагала съездить туда, но он категорически отказывался. Он провел там не самые счастливые годы.
– Почему?
Рут смотрела на океан. Через какое-то время она вновь взглянула на Кэйси.
– Он всегда был очень скрытным человеком – не хотел, чтобы хоть кто-то узнал о его прошлом. Но теперь его нет, а ты – его плоть и кровь. Если у кого-то и есть право знать об этом, то именно у тебя. Там не было никакого насилия или извращений. Я сама раньше думала так, – призналась она. – Я представляла себе какое-то значительное и ужасное событие, которое искалечило его на всю жизнь.
Кэйси думала точно так же.
– Никакого конкретного акта насилия, только годы обиды. Конни с рождения был тщедушным, но слишком ярким. Необычность в Эбботе не приветствовалась. С самого раннего детства он превратился во всеобщий объект насмешек – его постоянно безжалостно подкалывали и высмеивали, никто не мог спокойно пройти мимо, чтобы не высказать что-нибудь язвительное в его сторону. Он научился избегать людей еще до того, как пошел в школу, и постепенно эта схема поведения устоялась, и ее уже было не отделить от его личности.