Загадка острова Раутана

Наумов Евгений

Странные действия Ксаныча заинтересовали участкового инспектора милиции. Он подошел, взял под козырек:

— Чем занимаетесь, гражданин?

— Собак ловлю, — ответил тот.

— Вижу, что собак, а не людей. А для чего, для какой надобности? Предъявите документы.

Ксаныч предъявил документы и все чистосердечно объяснил. Милиционер сразу подобрел.

— Для полярников? Это другое дело. Надо было сразу ко мне обратиться, а вы тут устроили гонки с окороком… Пройдемте.

Он привел его в избушку под сопкой. На стук вышел старик с коричневым морщинистым, продубленным морозом лицом, в зеленом стройотрядовском костюме. На ногах его были короткие мягкие сапожки из кожи.

— Здравствуйте, Фома Парфентьевич, — уважительно поздоровался с ним инспектор. — Тут у товарища затруднение. Собачки для полярников требуются.

Старик выслушал его молча, присел на корточки, закурил. Инспектор и Ксаныч с оленьей ногой на плече стояли молча рядом.

Покурив, старик ушел в дом, вернулся с пучком веревочек, ремешков, неторопливо разобрал их, рассортировал по одним ему знакомым признакам и ушел в поселок.

— Известный охотник, — уважительно сказал инспектор, глядя ему вслед. — Уж он-то не подведет.

Действительно, минут через двадцать Фома Парфентьевич вернулся, ведя на поводу четырех самого жуткого и свирепого вида псов. Они смирно трусили следом за ним, Ксаныч поежился, но храбро протянул руку к веревке. Псы хрипло заворчали.

— Погоди, — старик отвел его руку. Он взял с плеча Ксаныча окорок, длинным острым ножом отрезал от него четыре полоски мяса. — Покорми их.

Ксаныч каждому псу кинул по куску мяса. Щелкнули устрашающие челюсти — такими зубами можно растерзать среднего африканского льва, и мясо было мгновенно проглочено.

— Теперь бери, — старик протянул веревку. Собаки уже не ворчали.

Ксаныч долго благодарил инспектора и Фому Парфентьевича. Охотнику он оставил оленью ногу. Тот с достоинством принял ее, подвесил в сенях на крючке. Сказал:

— Эти медведя отгонят.

У самолета командир пожал Ксанычу руку:

— Раз тебя собаки любят, ты хороший человек! Милости прошу!

Так Ксаныч оказался на острове. Жил на полярной станции, снял много интересных кадров, услышал огромное количество захватывающих историй, но ему не давали покоя мысли о питомцах. Теперь наконец-то они все вместе.

— А где остальные? В городе? — спросил он.

— Наверное, — Эдька отвел глаза.

— Как это — наверное? — насторожился Ксаныч. — Что ты имеешь в виду?

— Ничего я не имею, — спохватился тот. — Просто поехали на разные съемки.

И тут же постарался перевести разговор на другую тему.

— Откуда у вас удостоверение «Пионерки»? Вы нам ничего не говорили.

— Потому что раньше его у меня не было, — ответил Ксаныч.

— А я подумал, что вы нарочно так сказали, — подал голос Василек. — И тут Елисеев… Ну, думаю…

— Ну, думаешь, попался ваш руководитель, — подхватил Ксаныч. — Вот сейчас краснеть будет. А? Так подумал?

— Н-нет… — смутился Василек.

— Разве ты забыл, что я учил вас не врать, — Ксаныч нахмурился. — Врут, обманывают только слабые, неуверенные в себе, трусливые люди. Ведь ложь — это та же трусость.

Ребята потупились. Они искоса посмотрели: где Миша? Только бы он не слышал, не видел их позора. Ведь Ксаныч явно намекал на их бегство…

К счастью, Миша стоял далеко — у блистера.

— Я вижу, что вы и сейчас что-то скрываете от меня. Ну, будете рассказывать или закончим разговор? Кстати, чья это камера? Где наша?

Эдька и Василек переглянулись, синхронно вздохнули и стали рассказывать о том, как исчезли Ленька и Светка, о лейтенанте Гусятникове, о размолвке с Дрововозом.

А на столике под руками капитана Елисеева расцветала карта. Причудливые коричневые, зеленые и синие разводы переплелись, образуя диковинные узоры. Эдька подвел Ксаныча к карте и, «вводя в курс дела», сыплет бойкой скороговоркой:

— Здесь паковый лед, тяжелый, десять баллов, а вот пошли поля, дальше лед ломаный, торосы… потом разводья, слабый лед. Отдельные стамухи.

— Которые интенсивно вытаивают, — радостно добавляет Василек.

Самолет делает разворот, идет над проливом Лонга. Прямо по курсу во льдах показались темные пятнышки.

— Караван! — капитан Елисеев сунул голову в блистер. — Ледокол «Ермак» ведет.

Он прикладывает к голове наушники, слушает, потом говорит:

— Он нас приветствует!

— Кто? — не понял Василек.

— Ледокол. Просит дать рекомендацию по курсу. — Он поднес микрофон ко рту и зарокотал: — «Ермак», «Ермак», я борт 04175. Подворачивайте левее на ветер, ветер юго-западный, от берега гонит лед, там льды реже, выйдете на прогалину… Счастливого пути!

Хвост самолета накрывает пятнышки.

— Показался остров! — крикнул командир. — Приготовиться к бомбометанию.

Ребята насторожились. Бомбометание? Они не сводили глаз с бортмеханика. А тот молниеносно обвязал бечевкой какой-то плотный серый тючок и встал у дверцы люка.

Прямо по курсу ребята тоже увидели остров: пятачок суши словно поднялся из моря на рыжих скалах. Посреди пятачка — домик-коробок с антенной на крыше. У железной бочки на берегу суетятся пять темных фигурок.

Торопов открыл дверь и швырнул тючок вниз. Кувыркаясь, он полетел прямо на бочку. Сейчас взрыв… Но тючок ударился о землю возле бочки, подпрыгнул, и к нему бросились темные фигурки. Внизу снова забелели льды.

— Все снял! — Эдька, самодовольно улыбаясь, перезаряжал «Ладу».