Загадка Таля. Второе я Петросяна
Шрифт:
Очень точно определил ситуацию Таль:
— Перед Петросяном, — сказал он в интервью, — стоят две задачи: одна формальная — отстоять звание чемпиона мира, другая моральная — поколебать всеобщую уверенность в поразительной форме Спасского.
Повторяю, однако, что рассуждения об универсальности Спасского (за которыми нетрудно было разглядеть уверенность в его победе) и прогнозы, в большинстве отдававшие предпочтение претенденту, хотя и кололи самолюбие чемпиона мира, но не сердили его. Он, хитрец этакий, понимал: будь даже Спасский старше и искушеннее в жизни, и тогда три победы в матчах над выдающимися гроссмейстерами
Но кто же все-таки противостоял чемпиону мира? И, при всей его универсальности, какие у него были сильные и слабые стороны?
Претендент-66 был, прежде всего, шахматистом яркой одаренности. Уже в шестнадцать лет он становится международным мастером, а в восемнадцать — чемпионом мира среди юношей. Его первым наставником был опытный шахматный педагог Владимир Зак, затем его опекал гроссмейстер Александр Толуш и, наконец, гроссмейстер Игорь Бондаревский. В значительной степени тем, что на него влияли шахматисты столь разных стилей, можно объяснить, что Спасский почти с одинаковой уверенностью ведет игру и в простых, и в запутанных позициях. Именно поэтому в матчах с Кересом, Геллером и Талем ему каждый раз удавалось играть по-разному, навязывая противникам не удобный для них характер боя.
Уже в девятнадцать лет Спасский делит первое-третье места в чемпионате СССР и выступает в турнире претендентов в Амстердаме, где делит третье-седьмое места.
Однако затем он в ответственных соревнованиях обнаруживает психологическую неуравновешенность и, проиграв последние партии в зональных турнирах 1958 и 1961 годов, лишается права участвовать в борьбе за мировое первенство. Возвращение Спасского в строй претендентов свидетельствовало в первую очередь о преодолении психологической неуверенности, победы же в отборочных турнирах и матчах говорили о его огромной силе.
— Принято считать, — сказал однажды Таль незадолго до матча, — что сейчас на одном полюсе стоит Петросян, а на другом — Таль. А вот Спасскому повезло — он посередине.
В том же интервью, кстати, Таль сравнил Спасского по стилю с Алехиным, а Петросяна с Капабланкой (добавив, правда, что ставить знак равенства никак нельзя). Прочитав это место, Тигран подивился тому, как все, абсолютно все складывается против него: три года назад Эйве сравнивал его с тем же Капабланкой, а Ботвинника с Ласкером, которого Капабланка, как известно, победил. Теперь он остался Капабланкой, а претендент стал Алехиным, который в свое время выиграл матч у кубинца. Все, все против него. Но — чем хуже, тем лучше!
Еще более определенно высказался о комбинационном мастерстве Спасского Панов. Он не сомневался в том, что Спасский «будет, подобно русалке, тащить упирающегося Петросяна в омут не поддающихся абсолютно точному расчету осложнений. Во всяком случае, выиграть матч у Петросяна можно только так!».
И опять Петросян порадовался совету, который, да еще в такой категоричной форме, давали его противнику. Он знал одно: если русалке и удастся затащить его в омут осложнений, то все будут очень удивлены тем, каким смелым и находчивым пловцом он окажется.
Но все-таки как же ему самому играть матч со Спасским? Что же он знал о своем сопернике? Прежде всего то, что основная сила Спасского — в позиционном маневрировании, в умении незаметно, исподволь, микроскопически малыми дозами накапливать позиционное преимущество, а потом искусно перевоплощать его в реальный, вполне осязаемый материальный перевес, либо — разносторонний Спасский умел и это — создавать прямые угрозы неприятельскому королю.
Позвольте, но ведь точно так же действует и сам чемпион, а позиционное маневрирование — это его родной «омут»! Петросян на месте Спасского игнорировал бы это обстоятельство: каждый должен играть «свою игру». По крайней мере, до тех пор, пока не выяснилось бы, что это невыгодно и что надо менять тактику.
Так бы он играл на месте Спасского, так бы он советовал Спасскому на месте Бондаревского и именно так собирался играть сам. «В конце концов, — сказал он перед матчем, — победит тот, кто будет играть сильнее. Просто сильнее, понимаете? Независимо от стиля, психологии и тому подобного».
А если бы Спасский, послушавшись советов, стал стремиться к осложнениям, к неясной, запутанной игре, Петросян был бы втайне доволен: во-первых, в такой игре он считал себя, по меньшей мере, не слабее Спасского, а во-вторых, соперник тем самым брал бы на себя обязанность завязывать игру, что освобождало чемпиона от многих забот.
Но какую тактику в действительности изберет Спасский, было, конечно, невозможно предугадать, тем более что в зависимости от хода поединка она могла и должна была меняться (что на самом деле и происходило). Поэтому Петросян наметил три варианта — на случай, если бы счет вел чемпион, для периода равновесия и для той нежелательной ситуации, когда впереди мог бы оказаться претендент. К счастью, «план № 3» так и не понадобился.
Как и перед матчем с Ботвинником, заведующим дебютной частью был гроссмейстер Алексей Суэтин. Серединой игры занимался его тренер и секундант гроссмейстер Исаак Болеславский.
В программе подготовки очень большое место занимали физические упражнения. Петросян не был уверен, что он стал играть лучше, чем тогда, когда проходил матч с Ботвинником, но в том, что он стал куда увереннее ходить на лыжах, он не сомневался.
…Удивительно, как все было похоже — тот же Театр эстрады, та же церемония открытия матча, не ставшая от повторения менее торжественной, почти те же речи. Но не тот же он сам, Тигран Петросян. Да, он по-прежнему скромный, самокритичный, объективный, он готов переоценить силы противника, но уже ненамного, нет.
Что бы там ни говорили знатоки о неуязвимости Спасского, как бы ни расценивали высоко его шансы, он, чемпион мира, лучше, чем кто-либо другой, понимает, что творится сейчас в душе претендента.
Матч отнимает год жизни — так говорил Ботвинник. А может быть, два? Кто может измерить, насколько укорачивается жизнь после матча на мировое первенство — этого бушующего два месяца пожара, который, не затихая даже ночью, выжигает душу?
Три года назад и он вот так же сидел в центре стола рядом с прославленным чемпионом и, не веря самому себе, с замиранием сердца слушал официальные речи. Теперь он спокойнее, куда спокойнее. Пусть волнуется и томится дебютант, это его горькая доля. Он, чемпион мира, не должен, не вправе испытывать священный трепет. Это его привилегия, привилегия шахматного короля. Он заплатил за нее дорогой ценой, и он этой привилегией воспользуется…