Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова
Шрифт:
Оказалось, что выстрелы были услышаны в участке, откуда у городового потребовали объяснений по телефону. Первоначальными его показаниями местные полицейские власти не удовлетворились и настаивали на сообщении всех подробностей.
Пуришкевич, увидав вошедшего в это время городового, быстро подошел к нему и начал говорить повышенным голосом:
– Ты слышал про Распутина? Это тот самый, который губил нашу Родину, нашего царя, твоих братьев-солдат… Он немцам нас продавал… Слышал?
Городовой стоял с удивленным лицом, не понимая, чего от него хотят, и молчал.
– А знаешь ли ты, кто с тобой говорит? – не унимался Пуришкевич. – Я – член Государственной Думы Владимир Митрофанович Пуришкевич. Выстрелы, которые ты слыхал, убили этого самого Распутина, и, если ты любишь твою Родину и твоего царя, ты должен молчать…
По воспоминаниям А.А. Вырубовой о трагической участи Г.Е. Распутина:
«17 декабря утром ко мне позвонила одна из дочерей
Я с ужасом слушал этот разговор. Остановить его и вмешаться было совершенно невозможно. Все случилось слишком быстро и неожиданно, какой-то нервный подъем всецело овладел Пуришкевичем, и он, очевидно, сам не сознавал того, что говорил.
– Хорошее дело совершили. Я буду молчать; а вот коли к присяге поведут, тут, делать нечего, скажу все, что знаю; грех утаить, – проговорил наконец городовой.
Вскоре все стало известно властям. Протопопов известил о предварительных сведениях следствия Александровский дворец. Императрица Александра Федоровна в письме от 17 декабря сообщала мужу в Ставку:
«Мы сидим все вместе – ты можешь себе представить наши чувства, мысли – наш Друг исчез. Вчера А. (Анна Вырубова – В.Х.) видела его, и он ей сказал, что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним заедет автомобиль, чтоб Он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за ним (военный автомобиль) с двумя штатскими, и Он уехал. Сегодня ночью огромный скандал в Юсуповском доме – большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит.
Полиция приступила к розыску, и тогда следователь вошел в Юсуповский дом – он не смел этого сделать раньше, так как там находился Дмитрий. Градоначальник послал за Дмитрием. Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Калинина (Протопопов – В.Х.) его задержать.
Наш Друг эти дни был в хорошем настроении, но нервен, а также озабочен из-за Ани, так как Батюшин старается собрать улики против Ани. Феликс утверждает, будто он не являлся в дом и никогда не звал Его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что Его только увезли куда-то. Калинин делает все, что только может. А потому я прошу тебя прислать Воейкова. Мы, женщины, здесь одни с нашими слабыми головами. Оставляю ее жить здесь, так как они теперь сейчас же примутся за нее. Я не могу и не хочу верить, что Его убили. Да смилуется над нами Бог!
Такая отчаянная тревога (я спокойна – не могу этому поверить).
Спасибо тебе за твое милое письмо. Приезжай немедленно – никто не посмеет ее тронуть или что-либо ей сделать, когда ты будешь здесь. Феликс последнее время часто ездил к Нему.
Благословляю и целую.
Солнышко». (ГА РФ, Ф. 601. Оп. 1. Д. 1151; Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. Т. V. М.; Л., 1925. С. 203–204)
Он вышел. По выражению его лица было заметно, что то, что он сейчас узнал, глубоко запало в его душу.
Пуришкевич выбежал за ним.
Когда они ушли, мой камердинер доложил, что труп Распутина перенесен со двора и положен
Сойдя по лестнице, я увидел Распутина, лежавшего на нижней площадке.
Из многочисленных ран его обильно лилась кровь. Верхняя люстра бросала свет на его голову, и было до мельчайших подробностей видно его изуродованное ударами и кровоподтеками лицо.
Тяжелое и отталкивающее впечатление производило это кровавое зрелище.
Мне хотелось закрыть глаза, хотелось убежать куда-нибудь далеко, чтобы, хотя на мгновение, забыть ужасную действительность, и вместе с тем меня непреодолимо влекло к этому окровавленному трупу, влекло так настойчиво, что я уже не в силах был бороться с собой.
Голова моя разрывалась на части, мысли путались; злоба и ярость душили меня. Какое-то необъяснимое состояние овладело мною.
Я ринулся на труп и начал избивать его резиновой палкой… В бешенстве и остервенении я бил куда попало…
Все божеские и человеческие законы в эту минуту были попраны.
Пуришкевич говорил мне потом, что зрелище это было настолько кошмарное, что он никогда его не забудет.
Тщетно пытались остановить меня. Когда это, наконец, удалось, я потерял сознание.
В это время великий князь Дмитрий Павлович, поручик Сухотин и доктор Лазоверт приехали в закрытом автомобиле за телом Распутина.
Узнав от Пуришкевича обо всем случившемся, они решили меня не беспокоить.
Завернув труп в сукно, они положили его на автомобиль и уехали на Петровский остров. Там с моста тело Распутина было сброшено в воду.
Пуришкевич позднее записал:
«Наконец, вдали показался мост, с которого мы должны были сбросить в прорубь тело Распутина. Дмитрий Павлович замедлил ход, въехал на мост с левой стороны и остановился у перил.
Яркие фонари у автомобиля на одно мгновение ударили снопом своего света в сторожевую будку, находившуюся на той стороне моста справа, но вслед за сим великий князь потушил огонь, и даль очутилась во мраке. Мотор машины продолжал стучать на месте.
Бесшумно, с возможною быстротой открыв дверцы автомобиля, я выскочил наружу и встал у самых перил, за мною последовали солдат и д-р Лазоверт; к нам подоспел сидевший рядом с великим князем поручик С., и мы вчетвером (Дмитрий Павлович стоял перед машиной на стороже), раскачав труп Распутина, с силой бросили его в прорубь, бывшую у моста, позабыв привязать к трупу цепями гири, каковые побросали вслед за трупом впопыхах одну за другой, а цепи засунули в шубу убитого, каковую также бросили в ту же прорубь. За сим, обшарив впотьмах автомобиль и найдя в нем один из ботов Распутина, д-р Лазоверт швырнул его также с моста.
Все это было делом не более двух-трех минут, после чего в автомобиль сели д-р Лазоверт, поручик С. и солдат, а я уместился рядом с Дмитрием Павловичем, и мы зажгли опять огни в автомобиле, двинулись через мост дальше.
Как мы не были замечены на мосту, представляется мне и по сей день до нельзя удивительным, ибо, проезжая мимо будки, мы заметили около нее сторожа, который однако спал крепким сном и не проснулся, по-видимому, даже в тот момент, когда, въехав на мост с трудом, мы внезапно осветили его будку и направили свет фонарей и на него самого». (Пуришкевич В. Дневник «Как я убивал Распутина». М., 1990. С. 85–86)
XV
Я проснулся после глубокого сна в таком состоянии, точно очнулся от тяжелой болезни или после сильнейшей грозы вышел на свежий воздух и дышал всей грудью среди успокоенной и обновленной природы.
Сила жизни и ясность сознания вновь вернулись ко мне.
Вместе с моим камердинером мы уничтожили все следы крови, которые могли выдать происшедшее событие.
Когда в доме все было вычищено и прибрано, я вышел во двор принимать дальнейшие меры предосторожности.
Надо было какой-нибудь причиной объяснить выстрел, и я решил пожертвовать одной из дворовых собак. План был простой: сказать, что гости, уезжая от меня, увидели на дворе собаку и один из них, будучи навеселе, застрелил ее.
Мой камердинер, взяв револьвер, пошел во внутренний двор, где была привязана собака, завел ее в сарай и застрелил. Труп ее мы протащили по двору, по тому самому месту, где полз Распутин, для того чтобы затруднить анализ крови, а затем бросили его за снежный сугроб, где еще так недавно лежал убитый «старец». Чтобы сделать невозможными поиски полицейских собак, мы налили камфоры на кровяные пятна, видневшиеся в снегу.
Когда внешняя сторона скрытия следов убийства была закончена, я призвал всех случайных свидетелей события и объяснил им смысл происшедшего. Они молча меня слушали, и по выражению их лиц видно было, что все решили непоколебимо хранить тайну.
Уже светало, когда я вышел из дому и отправился во дворец великого князя Александра Михайловича.
Все та же мысль, что сделан первый шаг для спасения России, наполняла меня бодростью и светлой верой в будущее.
Войдя в свою комнату во дворце, я застал в ней брата моей жены, князя Федора Александровича, не спавшего всю ночь в ожидании моего возвращения.