Загадка Ватикана
Шрифт:
Наконец они очутились перед низкой дверью, в которую никто никогда не стучал. Нам хорошо известно, что ни одно человеческое существо до Сильвестра не рисковало живым подойти к геенне. Но Сильвестру было не привыкать. От ударов его кулака зазвенела бронзовая дверь.
— Эй, там, — послышался испуганный голос, — не Христос ли опять спустился к мертвым?
— Открывайте! — крикнул Сильвестр. — Во имя живого Бога, распоряжающегося судьбой ангелов и людей!
Дверь приоткрылась. И тотчас Сильвестр сильно нажал на нее плечом. Он вошел. Демон в
— Следуй за мной.
— Сын, — простонало тело Марсиона, — это место не для нас. Отведи-ка меня лучше в могилу.
Коридор упирался в небольшое помещение, где можно было увидеть души, сидящие на скамьях. Похоже, они ждали своей очереди, ждали с тоской и смирением.
— Присядем, — предложил покойный губернатор.
— Тогда мы навечно здесь застрянем. Пошли. Они свернули в другой коридор, который привел их в помещение, в точности похожее на предыдущее. И тут на скамьях сидели души. Их пустые глаза пытались проникнуть в непроницаемое небытие.
— Увы, — произнес Марсион. — Мы обречены бродить среди зеркал. В конце следующего коридора будет такой же зал, а потом — еще и еще, и так до бесконечности.
— Это называется ловушкой отчаяния. Те, кто навечно попал сюда, — это души посредственные. Ничто в этих коридорах и в этих залах не позволяет душе обрести хоть каплю надежды.
Вскоре Басофон и его отец попали в другую обстановку. Они оказались в зале, где мужчины и женщины не переставая кричали, оскорбляли друг друга, грозя кулаками. Потом вдруг они замолкали, с мрачным видом прохаживались, ничего и никого не замечая. Затем, неожиданно выйдя из этого безразличия, вновь принимались вопить, в бессильной ненависти понося друг друга.
— А это что еще такое? — удивился Марсион.
— Это души, которые при жизни не умели любить. Их раздирают зависть, ревность и презрение.
В следующем, хорошо освещенном зале глазам явилось невыносимое зрелище: вытянув руки, бродили слепые, сталкиваясь друг с другом. Некоторые бились головой о стены. Другие падали на колени и кого-то умоляли.
— Что они ищут? — спросил Марсион.
— Знаний. Всю свою жизнь они отвергали знания. Они отреклись от веры, считая, что Вселенная и они сами лишены смысла.
Едва Сильвестр произнес последнее слово, как все мгновенно исчезло. Они очутились в зале для аудиенций с Люцифером. Кто бы мог описать это место? Оно было одновременно темным и сверкающим, обжигающим и леденящим; оно казалось идеально геометрическим и в то же время представляло собой беспорядочное сборище строительного мусора.
— Ты смог разгадать три загадки, — произнес властный голос.
Голос принадлежал изгнанному архангелу. Сам он скрывался за ширмой, дабы его неестественный блеск не поглотил новоприбывших. Голос продолжил:
— Рад познакомиться с тобой. Сатана, этот прохвост, не смог одолеть тебя. Спирохета, которую мы запустили в тебя, лишь укрепила твой ум, избравший путь Платона. Но, говорю тебе, чистый наивный простачок, ты скоро разочаруешься. Твои единоверцы
Люцифер разразился громовым смехом, эхом метавшимся под сводами. Ему вторили советники в алых одеждах.
— Экселенц, — сказал Сильвестр, — вы были замечательным архангелом, сотворенным еще до Адама… Так примите же знаки моего глубочайшего почтения.
— Э! — воскликнул Люцифер, весьма удивленный тоном сына Сабинеллы. — А я ожидал ругательств и проклятий…
— Я приберег их для Сатаны. Но ты знай, что сам Христос понимает твою боль. Ты был зеркалом, разделившим Одно от Другого, от вечного Другого, заставив Его отражать, ты помог Ему перейти от сущего к существующему.
— Хорошо! — вскричал архангел. — Но ты ошибаешься. Не стеклом я был, а оловянной амальгамой. Именно моя непрозрачность сделала зеркало отражающим, как ты изволил выразиться. Без меня он так и остался бы навечно прозрачным.
— Откуда взялись частицы этой амальгамы? — спросил Сильвестр.
Люцифер велел быстро убрать ширму, скрывавшую его от чужих глаз. И тотчас из-за ширмы вылетел сноп света, невыносимо яркого. Он ударил Сильвестра в лицо, но тот не пошатнулся. Тело же Марсиона сразу же растворилось.
— Ты осмелился меня провоцировать? — грозно спросил Люцифер.
— Только понять. Какое начало в тебе заставило тебя воспротивиться Богу?
— Я не противился. Я восхищался им.
— А потом… Признайся!
— Я походил на него.
Сильвестр упал на колени, сраженный горделивым светом, брызнувшим от Люцифера. Он чувствовал дрожь, поднимающуюся изнутри концентрическими кругами по всей поверхности тела. Ни одно существо в мире, во Вселенной не стояло к Богу ближе архангела. И в то же время его изгнали из вечного блаженства. Но зато не был ли он тем, кто возбуждал всю систему, был ее движущей силой?
— Послушай, — выдавил из себя Сильвестр, — ты вжился в умы людей… Да ладно, хватит речей! Отец мой, обманутый Сатаной, только что растворился в твоем свете. Отдай мне его душу.
— Его душу? — удивился Архангел. — Эту ничтожную вещь? Забавно… А почему ты думаешь, что я ее отдам?
— Я уважаю тебя.
Люцифер ненадолго замолчал. Он знал, что такой случай предоставится ему ой как не скоро. Какой человек, избранный Богом, пришел бы к нему с подобной просьбой? Ему вдруг стало страшно.
— Это Он прислал тебя?
— Я пришел по собственной воле. Разве я не сказал тебе? Я хочу понять. Чего ради бороться с верующими, стараться унизить их в глазах Бога?
— Успокойся. Мы больше не будем бороться с вами. Впрочем, мне известно, что сам Святой Дух будет дуть в сторону Рима, дабы император перестал вас преследовать. Вы будете процветать! И христианство установится повсюду. Тебе понятно? Из ваших страданий вырастет новая цивилизация. Вот тогда-то вы возгордитесь!