Загадка Ватикана
Шрифт:
— Мореше, что такое вера?
Вопрос сам сорвался с его губ. Иезуит не казался удивленным.
— Верность.
— Чему?
— Памяти. Той, которая, не относясь к воспоминаниям, глубоко укрепилась в человеческих существах.
— То, что ты называешь памятью, я воспринимаю как провал, пустоту, — бросил Сальва.
— Пустота притягивает, заполняется, — заметил Мореше.
Они продолжали идти молча. Потом, когда они входили на Сан-Спирито, где возвышался Дом иезуитов, Мореше продолжил:
— Победить смерть в себе и в мире — единственная цель. Верование создает идолов, а каждый идол смертен, поскольку является отображением нашего «я». Постичь
Сальва плохо понимал, что его друг называл иконой, и, нисколько не сомневаясь в интеллектуальной порядочности Мореше, он спросил себя, а не есть ли это обычный словесный пируэт. Однако упоминание об идоле задело его за живое. Разве человек не был создателем идолов, в которые он вкладывал свое собственное «я»? Не было ли звуковое выражение первейшим в этих идолах? Слова «Бог», «человек», «Вселенная» разве не были идолами? А глагол «верить», в частности? Идол истины… Но и сомнения! Оставалось только недоумевать.
— Видишь ли, я всю жизнь решал идиотские проблемы, которые люди считают экстраординарными, потому что я добавлял в них стиль, юмор, еще не знаю что. Это заставляло окружающих думать, что я ясновидящий, тогда как сами они были слепы, хотя и сам я был слеп и глух, как и другие. Но стиль! Бог мой, стиль! На мировых подмостках только искусство неожиданного появления может заставить поверить в сущность там, где лежат лишь разбросанные детали головоломки. Старый король Гамлет на крепостной стене — вот что составляет глубокое убеждение! И сиреневые чулки Гертруды. Появления! Все остальное — всего лишь отжившие анекдоты, потерявшие соль.
И неожиданно Сальва поймал себя на мысли, что повествование о Басофоне — не что иное, как иллюстрация этой борьбы против видимости, уловок верований. Что бы ни думали редакторы, они покорились тому факту, что их молодой герой вел беспрестанную битву против идолов всех мастей, и, рискуя сойти за богохульников, они ввели его в большинство верований первого века, дабы подвести к победе над ними.
Расставшись с Мореше, он тяжелой походкой направился в свой отель. За последние часы детали расследования отошли на задний план, как будто сам факт осознания того, что судьба папы теперь находилась в руках специалистов, освобождала его от этой ответственности. Мыслями его вновь завладела Изиана с навечно закрытыми глазами Офелии. Он вдруг поймал себя на том, что сравнивает ее с Басофоном; это сперва удивило его, потом разожгло воображение. Когда он подходил к «Альберто Чезари», шаг его стал таким уверенным, что он преодолел лестницу с несвойственной ему живостью и, запыхавшись, вошел в свою комнату.
ГЛАВА XXI,
На следующий день прилетел из Лондона Сирил Бетхем, большой специалист по Восточной Европе. Сальва встретил его в аэропорту. Их связывала старая дружба, завязавшаяся в эпоху дела Стьювезанта. С тех пор им часто доводилось работать вместе, и всегда они доверяли друг другу — редчайший случай в кругах, где опасаются даже собственной тени.
Не из-за частого ли общения с миром международного шпионажа профессор привык рассматривать события и людей то ироничным, то недоумевающим взглядом? Сколько раз благодаря работе мысли он избегал тайных ловушек, постоянно возникающих на этом пути? К тому же плодотворная дружба
Появившийся в холле Сирил Бетхем, одетый в черный блейзер с серебряными пуговицами и серые брюки, производил впечатление человека, только что окончившего Кембридж; кстати, на левом лацкане его пиджака гордо красовался знак принадлежности к этому учебному заведению. Спортивного вида, несмотря на свои шестьдесят лет, он сохранил несколько развинченную походку молодого человека. Лишь легкое прихрамывание позволяло предположить у него наличие небольшого ревматизма.
В такси Сальва в нескольких словах поделился с ним своими опасениями: последняя часть «Жизнеописания», похоже, подверглась ловкой шифровке.
— Американцы уже занимаются этим? — поинтересовался Бетхем.
— Да еще как! Майор Трудмен и лейтенант Элиас Блюменталь… Я застал их в своем гостиничном номере.
— Это их стиль. Но раз уж они тут, здесь пахнет жареным, как они говорят. Вы поступили разумно, нацелив их на покушение на папу. Мы же займемся текстом.
Они приехали прямо в Ватикан. Весь багаж Бетхема состоял из небольшого чемоданчика. Поселиться он решил в гостинице курии. Нунций Караколли принял их в своем кабинете со слащавостью, плохо скрывавшей неодобрение. Эта авантюра казалась ему слишком преувеличенной. Сейчас он сильно сомневался, что Иоанн Павел II станет объектом покушения. И еще более невероятным ему казалось, что за текстом «Жизнеописания» таились совсем другие слова, наполненные абсолютно другим смыслом, нежели в первом чтении.
Но зато после последнего сеанса прелата откровенно шокировал памфлетический оборот повествования. Неужели позволительно было предположить, что церковь отступилась от начальной простоты под влиянием нечистых сил и поэтому предпочла любви власть? Идея эта ужасала. Караколли никак не мог согласиться с ней. Если уж Ватикан и точно познал роскошь и полезность, то в целом духовенство жило бедно и, случалось, подвергалось опасности.
— Монсеньор, — начал Бетхем, — почту для себя за честь присутствовать на сеансах перевода. Более того, хотелось бы попросить у вас позволения навести кое-какие справки о манускрипте и подвергнуть его предусмотренным для таких случаев тестам.
— Если так надо… — выдохнул нунций. — Мы будем следовать вашим директивам, но я почему-то уверен, что мы зря потеряем время.
— Монсеньор, армия тьмы борется против демократии, гарантируемых ею свобод, а также против религиозного духа, не забывайте этого. Нам надлежит расстроить их замыслы, дабы внести разброд в ее стратегию.
Караколли воздел руки к небу, потом молитвенно сложил их.
— Увы, — воскликнул он, — силы зла бродят по миру! Они приспосабливаются к каждой эпохе — это нам прекрасно известно. И только молитвой мы можем положить конец их зловещим усилиям.
— Без всякого сомнения, — сказал Сальва, — но не сказано ли: «Помоги себе, и Небо тебе поможет»? Мой превосходный друг Бетхем — отменный специалист. Он уже одержал несколько выдающихся побед против наших самых боеспособных противников. Вы можете без опаски доверить ему изучение манускрипта.
— Хорошо, хорошо, — усталым тоном произнес нунций. — Профессор Сальва, я вам верю, но скажите вашему другу, что Ватикан и в особенности верховный понтифик ни в коем случае не должны пострадать от этого дела. Скажите также, что наше исключительное положение и суверенитет никому не позволяют вмешивать сюда зарубежные власти без нашего согласия.