Загадка Веры Холодной
Шрифт:
– Зачем Спаннокки понадобилось рекомендовать меня британцам? – Вера уже поняла, что Ерандаков не возражает против того, чтобы она перебивала его вопросами.
– Лишняя предосторожность. То есть дополнительная, потому что предосторожности никогда не бывают лишними. Семь раз отмерь… Спаннокки хотел создать вам определенную репутацию, выставить вас беспринципной и алчной особой, торгующей секретами налево и направо. Причем торгующей довольно давно.
– Как это «давно»? Но я же только-только начинала… – недоуменно пролепетала Вера и зачем-то добавила: – Я гимназию только в прошлом году окончила!
– Холодный принял меры заранее, – усмехнулся Ерандаков. – Разумеется, ему нельзя было долго держать вас в сотрудницах.
– С октября? – У Веры уже не было сил удивляться, можно было бы и не поверить в то, что говорил ей Ерандаков, но официальная обстановка казенного учреждения, военная форма собеседника, его серьезный тон и, главное, логичность того, что слышала Вера, помогали, заставляли поверить. – Значит, он уже тогда собирался… Но я ничего не получала. Алексей всего лишь раз упомянул, что мне положено ежемесячно пятьдесят два рубля, но ничего мне не платил.
– Прикарманивал, – хмыкнул Ерандаков. – Копейка лишней не бывает. Если бы Холодный не был таким алчным, он не сделал бы того, что он сделал.
– А вот Спаннокки заплатил мне пятьсот рублей, – добавила Вера. – И британцы один раз заплатили пятьдесят. Они велели каждый вторник писать письма…
– О письмах я ничего не знаю, – заинтересовался Ерандаков, беря из лежащей на столе стопки чистый лист бумаги. – Я думал, что к вам за сведениями приходил кто-то из агентов. Расскажите, пожалуйста.
Вера рассказала. Полковник внимательно слушал. Он ничего не записывал, но время от времени делал на листе какие-то беглые пометки. Про деньги сказал, что Вера может оставить их себе, поскольку он не представляет, как можно их оприходовать, да и незачем это делать, казна без Вериной лепты не обеднеет.
– Представляю, какие сведения от вашего имени передались в Лондон. – Ерандаков покачал головой и снова усмехнулся, на этот раз усмешка была довольной.
– Да пусть передавали бы что угодно! – с досадой сказала Вера. – Лишь бы меня оставили в покое! Мне их слежка доставила столько неприятных ощущений! Я вся извелась! Мне за каждым углом кто-то мерещился! Из дому выйти боялась, и дома покоя не было.
– А дома-то чего? – Ерандаков недоуменно посмотрел на Веру. – Разве к вам на дом кто-то приходил?
Пришлось рассказать и про Егора.
– Тяжело вам пришлось, Вера Васильевна, – посочувствовал Ерандаков. – С обоих флангов вас атаковали. Вот дела… Кстати, кроме британцев за вами следили и люди Спаннокки – известный вам Лужнев и еще один субъект, некто Каротин. Были у них и помощники. Для слежки за одним лицом, если, конечно, следить как должно, ни на миг глаз не спускать, нужно несколько человек. Двое ведут, один на посылках, да еще и менять их надо. Лужнев, он на все руки мастер – искусный филер и не менее искусный стрелок. Это он стрелял в вас в Сокольниках, но об этом я скажу чуть позже. Сначала вас хотели убить вместе с Декассе. Хороший был план, простите мне, Вера Васильевна, такие слова. И нам ясно, кто предатель, потому что те же сведения о железных дорогах являлись секретными, а они и еще что-нибудь этакое подбросить могли, для полноты впечатления. И мужу вашему было бы очень неприятно, что жена его убита во время тайного свидания. Наши дела остались бы в тайне, о них знал бы только узкий круг посвященных, а вот такую пикантность газетчики непременно напечатали бы. С положенным соблюдением приличий, которые на самом деле приличиями не являются, поскольку лица, скрытые за инициалами, легко угадываются знакомыми. Мстительница в черном, попранные чувства… Спаннокки и Холодный хотели, чтобы ваша смерть выглядела случайной. Но при этом у вас должны были найти какие-нибудь секретные документы. Или они могли быть у Декассе… Те, кому следует, все равно догадались бы, что их передали вы. К счастью, Введенской не удалось убить вас. Где вы спрятались и как смогли это сделать? Холодный сказал, что вы что-то уронили и полезли под стол, а в этот момент вошла Введенская. Это правда или…
– Правда, – подтвердила Вера. – Мне просто повезло.
– Господь вас спас, – наставительно сказал Ерандаков и опять перекрестился.
Перекрестилась и Вера. Трижды. Не было и дня, чтобы она мысленно не благодарила за свое чудесное спасение. За свои чудесные спасения…
– Холодный уехал в Петербург не случайно. Он не хотел быть в Москве в день вашего убийства. Пытался отвести от себя любые подозрения, хотя порой это приводит к обратным результатам. Раз с Декассе не вышло, то на сцену выступил Лужнев. Ему поручили убить вас где-нибудь вне дома, так, чтобы это выглядело как убийство из ревности или как-то еще, и подкинуть вам что-то из секретных документов. Смысл такой – агент иностранной разведки является на встречу с тем, кому она должна передать документы, но внезапно случайно гибнет. Можно было бы и под конку вас толкнуть… Вы простите, Вера Васильевна, что я так вот… Это я просто рассуждаю. Отвлеченно. Но с Лужневым вышла осечка. В первую же вашу встречу вас увидел ваш муж. У адвокатов хорошая память, логический склад ума и широкие знакомства в полиции. Случись что, к Лужневу могла потянуться ниточка. А он был очень ценным агентом, жертвовать которым Спаннокки не хотелось. По характеру своей служебной деятельности Лужнев много и часто разъезжал, у него широкий круг знакомств, и он умеет разговорить собеседника…
Вера вспомнила, какое благоприятное впечатление произвел на нее при знакомстве Лужнев.
– Лужнева убрали в тень, приказали с вами больше не встречаться и решили убить вас другим способом. Время поджимало, пора уже было отводить подозрения, потому что те сведения, о которых шла речь, были уже переданы австрийцам, да кроме того, вы, пребывая под столом, услышали что-то такое, что побуждало вас к размышлениям. Так, во всяком случае, сказал Холодный.
Вера рассказала, что именно она услышала и к каким выводам пришла.
– Вы правы, – согласился Ерандаков. – Излишняя театральщина наводит на мысль о том, что все подстроено намеренно. Нельзя недосаливать, но и пересаливать не следует. Соли должно быть в меру. Следующий план нашего неистощимого на выдумки изменника был таков. Введенская, назвавшись вашим именем, взяла в аренду несгораемый шкаф в банке Лионский кредит на Ильинке и положила туда кое-какие документы, которые вы якобы выкрали во время очередного посещения особняка на Вороньей. Предполагалось, что вы бывали там не раз. После вашей гибели Холодный устроил бы так, чтобы контрразведка узнала об этом несгораемом шкафе и поинтересовалась его содержимым. Но вас и в Сокольниках не удалось убить…
– А как они узнали, что я поеду в Сокольники?
– Так следили же, Вера Васильевна. Лужнев сам следил в тот день за вами, сказал, что ему интуиция подсказала, что в воскресенье вы непременно выйдете из дома на прогулку. Интуиция, видите ли. Оделся под трактирного музыканта, взял скрипичный футляр, в котором у него разборное ружье хранилось… Видели бы вы это ружье. Немецкая работа! Торжество инженерной мысли! Разбирается на части, весит всего четыре с половиной фунта, а бьет без промаха на пятьсот шагов! Для войны, конечно, не годится, а для таких вот дел – то, что нужно. И стреляет тихо!