Загадка XIV века
Шрифт:
Такие празднества, должно быть, стимулировали экономику. К визиту короля в Бургундию портные, вышивальщицы, ювелиры, оружейники и другие ремесленники получили большие заказы. Один только герцог заказал триста двадцать новых копий для будущих турниров. Все города Бургундии, мимо которых должен был проехать король, получили деньги для очистки, украшения и даже ремонта улиц и площадей. Дижон с его многочисленными шпилями, колокольнями и трубами, оснащенными металлическими решетками (против гнездовий аистов), с его извилистыми улочками и пользовавшимися дурной репутацией тавернами, срочно стал освобождаться от запаха животных. Прежде собаки, кошки и свиньи свободно разгуливали по темным деревянным проулкам; разведению грязи и запаха особенно способствовали свиньи. Прожорливые драчливые и «нелюдимые», они служили постоянной темой жалоб на
Поскольку в городе не было зала, способного вместить всех гостей, соорудили гигантский шатер, на который пошло тридцать тысяч локтей ткани, и поставили его во дворе возле дворца. После отъезда короля ткань разрезали на куски и продали. В покоях герцога повесили голубые атласные драпировки, придворным дамам сшили триста платьев из шелка и дамаста, а рыцарям столько же дублетов из бархата и атласа. Похоже, эти закупки опустошили Фландрию. Сколько рукодельниц вышивало на драпировках девиз герцога «Яне жду», сплетенный с инициалами его жены на фоне горлиц, сидящих на лимонных и апельсиновых деревьях? Сколько столяров и разнорабочих сносили стены, срубали деревья, трамбовали землю и строили крытые трибуны для трехдневных турниров, которые должны были состояться в февральскую погоду? Когда только у одного хозяина было тридцать боевых коней, сколько же ему должно было потребоваться грумов и мальчиков на побегушках? Жонглеры, актеры средневековых мистерий, акробаты и дрессировщики заполнили город, они развлекали народ в то время, как аристократы сражались в турнирах.
Де Куси даже в пятьдесят лет отличился на состязаниях, и герцогиня вручила ему в качестве награды аграф, украшенный жемчугом и сапфирами. Во время прощального обмена дарами (к каждому изделию был прикреплен ценник) герцог Бургундский перещеголял короля, вручив ему более дорогое подношение, чем то, что король пожаловал герцогине. Церемонии «в знак любви к королю, герцогу Орлеанскому, герцогу Бурбонскому и сиру де Куси» завершились пением и танцами знатных дам и юных девушек.
Вскоре после возвращения Карла в Париж его обещание хорошенько подумать над объединением церкви было отложено в пользу увлекательного предложения Генуи — выступления против королевства берберов. В отличие от разрешения папского кризиса, эта авантюра не требовала серьезного политического маневрирования. Крестовый поход, пусть даже имевший слабое отношение к кресту, придавал его участникам престиж, не говоря уже о privilogium crucis— привилегии креста, освобождавшей крестоносцев от долгов и судебных преследований. Несмотря на «огонь, воспламенявший доблестные сердца», были приняты меры предосторожности: королевский совет ограничил число рыцарей, покидавших страну, до тысячи пятисот человек, и никто не мог уйти без королевского разрешения. Все, кто присоединялся к походу, должны были вооружаться за свой счет и не рекрутировать людей из других доменов.
Людовик Орлеанский, вознамерившийся сместить своего дядю, герцога Бургундского, главную фигуру королевства, хотел взять руководство походом в свои руки и в надежде получить пост командующего осыпал подарками влиятельных аристократов. У его дяди было достаточно власти не допустить этого, он ссылался на молодость и неопытность Людовика, чем только подогревал соперника. У герцога Бургундского слишком много интересов было на родине, вряд ли он хотел ее оставлять; герцог Беррийский не был воином и к тому же вышел из доверия. В конце концов вождем избрали герцога де Бурбона — он жаждал славы по примеру Людовика Святого, умершего в Тунисе во время своего последнего крестового похода. Де Куси стал заместителем герцога Бурбонского.
Перед отъездом де Куси основал церковь и монастырь. Поскольку религиозная жизнь занимала главенствующее положение по отношению к светской деятельности, то на человека, основавшего религиозное заведение, церковь смотрела в высшей степени благожелательно. Кроме того, как сказал герцог Бургундский, основавший в 1385 году картезианский монастырь в Шанмоле, «для спасения души нет ничего лучше, чем молитвы набожных монахов».
Де Куси выбрал орден целестинцев: эти монахи настолько отреклись в своем усердии от всего земного, что, как ни парадоксально, сделались любимцами аристократов, увязших в светскости. В самом ли деле выбор парадоксален или всему виной духовный дискомфорт и ощущение необходимости раскаяния за жизнь, столь несхожую с принципами, на которых ее полагалось строить? Двойственность морали тогдашних христиан проявила себя, в частности, в отдалении Людовика Орлеанского от богатства, наслаждений и политических интриг ради ночных бдений целестинского монастыря. Суровая жизнь рядом с монахами облегчала муки совести. Даже граф де Фуа, рьяный материалист, легко впадавший в гнев и известный своим тщеславием и другими грехами, составил собственный молитвенник, в котором признавался в страданиях из-за того, что уверился в том, что «Бога нет, счастливые и несчастные судьбы приходят к людям естественным путем, без Бога. Под конец жизни наступает смерть, смерть тела и души».
Если христианская вера и приносила утешение, то и тревог было не меньше. Перед смертью Чосер завершил прозаическим «отречением автора» работу всей своей жизни — «Кентерберийские рассказы», поэму «Троил и Хризеида», «Книгу герцогини» и все поэмы, что не отличались набожностью. Он «покорно просил помолиться за него ради милосердия Господня», Чосер хотел, чтобы Бог простил ему грехи, «в особенности воспевание суеты житейской, чтобы в Судный день я мог быть прощен». Христианство воистину обладает трагической силой, если желание спастись приводит человека к пересмотру собственных произведений.
Основатель ордена целестинцев в юности избрал жизнь отшельника — удалился в пещеру и посвятил себя Богу, абсолютно отрекшись от собственной натуры. Шестнадцать часов в день он проводил в молитвах, не снимал власяницу, питался капустными листьями и запивал их водой, держал шесть сорокадневных постов в год. Он прославился и обрел единомышленников, его избрали папой Целестином V, однако в горьком раскаянии он совершил поступок, уникальный для папы, — вышел в отставку и вернулся к самоотречению и поискам Бога. Орден назвали в его честь, его почитали папы и короли, орден избавили от церковной десятины; он выдавал индульгенции истинно раскаявшимся, которые посещали монастыри целестинцев во время церковных праздников.
Не существует свидетельств о том, что де Куси часто навещал орден, да и вряд ли он был человеком, «дух коего отягощают заботы о духовном». По всей вероятности, выбор его был продиктован не тревогами, а тем, что аскетический образ жизни монахов-целестинцев внушал патронам ордена большую уверенность в собственном спасении.
Хартия, датированная 26 апреля 1390 года, открывается словами, в которых звучит уверенность в себе, присущая всему роду де Куси: «Сознаю, что преходящие светские блага бренной жизни распределены между теми, кто может и знает, как лучше ими распорядиться, и сохраняет их для Бога, пожаловавшего нам эти блага». Ради постоянной молитвы за себя, за свою жену, за предков и потомков, за всех рыцарей ордена Ангерран учредил монастырь для двенадцати монахов-целестинцев на своей земле в Вильневе, на берегу реки Эны, за пределами Суассона.
Де Куси пожаловал монастырю четыреста ливров ежегодного дохода и защитил орден множеством законных привилегий и льгот. Если бы в какой-то момент доход монастыря опустился ниже четырехсот ливров, де Куси позаботился о том, чтобы это исправить, и «монахи могли бы спокойно пользоваться этими доходами без какого-либо залога и принуждения с нашей стороны или со стороны наших потомков». В любом будущем споре монахи получат «совет, утешение и помощь от нас и наших судебных чиновников, наших советников и слуг, как если бы это была наша собственная тяжба». У целестинцев, по-видимому, был ловкий юрист, работавший над этим уставом, или же сам де Куси постарался застраховать свое будущее.
В последующие годы он никогда не забывал о монастыре. Когда по прошествии некоторого времени здания все еще не были достроены, де Куси добавил еще двести ливров к ежегодному доходу, чтобы завершить строительство. Позже он подарил целестинцам большое красивое имение в Суассоне, принадлежавшее братству лучников, с тем, чтобы монахам в случае войны было где укрыться и продолжить монашескую жизнь, которая, судя по предыдущему подарку, стала еще комфортнее. Узнав, что у монахов недостаточно вина — без которого обходились их предшественники, — Ангерран купил виноградник, который каждый год пополнял их запасы. Перед смертью Ангерран не успел официально оформить этот подарок, и виноградник стал причиной судебной тяжбы монастыря против наследников де Куси.