Загадки любви
Шрифт:
Каков наглец! Я чуть не плюнула ему в глаза, но сдержалась. Я уже решила искать новое место работы, но, пока не нашла, приходится терпеть его издевки.
Дома тоже стараюсь выглядеть беззаботной, не реагирую на мамины колкости. Она предупреждала, что Кир примитивен и мне не пара, а я ее не послушала, вот теперь и кукую одна – это ее выражение. Представляю ее реакцию, расскажи я, с каким нахальством он кинул меня. Но я молчу, однако не перестаю думать о том, что заставило его бежать с такой поспешностью. Пыталась звонить ему на мобильный, но ответом было «абонент вне доступа». У Кира десяток мобильников, и он вполне может выкинуть один. Я поставила точку в этой истории и решила больше не искать с ним встречи.
Зато все живее становится моя переписка по Интернету с Артуром. Вечерами я надолго зависаю перед компьютером, паря между небом и землей. Понимаю, что в реале ничего серьезного быть не может, но уже не могу без его писем.
Не забывает меня и Люсьена. Звонила, интересовалась, как я привыкаю к своему одиночеству, сочувствовала, что я теперь вынуждена жить с родителями. А на днях пригласила к себе в массажный кабинет. Обещала обслужить бесплатно, по-свойски – знает, что я в долгу не останусь. Год назад я немало времени потратила на ее непутевого Ваську, помогая как психолог определить его склонности. Выбор-то мест для учебы у парня был невелик: еле одолел девятый класс, в свидетельстве пестрели одни тройки. Теперь доволен – учится на повара.
Я улеглась животом вниз на высоком массажном столе, опустив лицо в овальный вырез на его краю, – мои глаза смотрели в пол, на желто-коричневые разводы линолеума. У Люсьены мощные, крепкие руки, ладони с лопату, но пальцы ее так ловко и умело гладили и мяли мою спину от головы до копчика, что по телу разливалось приятное тепло. Работа руками не мешала Люсьене болтать. Ругала Ваську, говорила о ценах, попутно жаловалась на усталость и слабость. Это с ее-то лошадиным здоровьем! Не может понять, что всех денег все равно не заработаешь – ослабила бы прыть. Также интересовалась тем, притерпелась ли я к отсутствию Кира. Однако я не могла отвечать ей в своем неудобном положении и только слушала. Но Люсьена не очень и нуждалась в моих ответах – мысли ее постоянно скакали, а слова не поспевали за мыслями. А когда она вспомнила об Артуре и спросила, как идет наша переписка, я порадовалась, что имею право не отвечать.
Потому что секундой ранее, разомлев от массажа, я увидела вдруг среди размытых разводов напольного узора лицо Артура. И как бы часто я ни моргала, избавиться от возникшего наваждения была уже не в силах. Некстати вспомнилось научное объяснение: подсознание видит то, что хочет видеть – хоть в облаках, хоть в кофейной гуще, хоть в рисунках на линолеуме. Тесты Роршаха на этом основаны. И вновь пересилило иррациональное – какой выразительный портрет!
Ничего общего с неудачной фотографией из почты, где его улыбка кажется слегка вымученной. Изображение, увиденное мною сейчас на полу, было навеяно нашим недавним сеансом видеосвязи в Интернете. Поскольку веб-камера была только у Артура, я могла лицезреть его, сама же оставалась невидимкой. Он сидел за сотни километров от меня, у своего компа. Изображение было нечетким: скользящие тени, случайные блики, сдвоенные линии, но движение превращало образ в живого человека – теперь я окончательно узнала своего Арта! Обхватив ладонями пылающие щеки, пыталась усмирить свое волнение и радовалась, что собеседник меня не видит. Когда сон становится явью, трудно сохранять спокойствие. А голос Артура, низкий с хрипотцой, был для меня абсолютно нов и совершенно завораживал. Я с трудом улавливала смысл того, о чем он говорил. Между тем Артур вспоминал о первых годах пребывания за границей и о поздних, уже печальных событиях в его семье. Рассказ впечатлил меня.
Какое-то время братья Палецкие учились в одном из университетов Праги, совмещая редкое посещение лекций с необходимостью зарабатывать деньги на обучение. В их университете не исключали за неуспеваемость, отчисляли только за неуплату, так что братья со временем перешли в разряд «вечных студентов». Они участвовали в манифестациях, зеленом движении, увлекались музыкой и девушками. Подрабатывали на бензоколонке, в кафе. Артур начал писать статьи, подумывал о карьере журналиста, но затем его увлекло писательство. А Витя так и оставался неприкаянным, немного переводил, но ничем особенным себя не проявил, разве что сумел окончить курс и получить степень бакалавра гуманитарного профиля. И когда мой Артур – я смею назвать его моим – уже определился с призванием и продолжал идти к своей цели – публикации книги, Витя бездумно путешествовал на отцовские деньги по миру.
Отца братьев Палецких продолжали перекидывать по работе с места на место, пока он не оказался в Югославии. В то время там уже шла гражданская война между сербами и хорватами. И бедный Витя, приехав погостить к отцу в не слишком подходящее для этого время, попал в Белграде под натовские бомбардировки и нелепо погиб.
Отец после потери младшего сына начал сильно болеть и вскоре был отозван из корреспондентов. Вернувшись в Россию, старшие Палецкие обосновались в Москве, поскольку сумели там заблаговременно купить квартиру. Со временем они собирались перевезти к себе и бабушку из Питера, но, пока та была на ногах, она противилась переезду.
Артур вернулся на родину недавно, когда в России уже было издано несколько его романов. Он надеялся стать своим человеком в московской писательской тусовке, получать премии и проводить автограф-сессии, одним словом, быть поближе к своим читателям. В Москве он жил на съемной квартире. Под конец телефонно-интернетовского разговора Артур сказал, что на днях будет в Питере, едет навестить бабушку, и уже взял билет на «Красную стрелу» на ближайшую субботу. И неуверенно спросил, захочу ли я встретиться с ним.
Я удивилась его робости. Кажется, мы поменялись ролями, теперь я стала смелее его и сама назначила место и время.
Однако, когда подошло время исполнения мечты, я начала трусить: вдруг все покатит не так, как хочется. Я зажмурила глаза, чтобы не выделять из очертаний напольного рисунка тревожащий меня абрис. Но теперь лицо Арта возникало и при закрытых глазах – я снова оказалась в капкане чувств.
Люсьена в последний раз прошлась руками вдоль моего туловища, постукивая ребрами ладоней, и объявила, что процедура закончена.
– Не уснула? – заботливо поинтересовалась она.
Я перевернулась на спину – яркий свет люминесцентной лампы рассеял все наваждения. Передо мной маячила лишь могучая, осанистая фигура моей подруги. К концу сеанса широкоскулое лицо Люсьены слегка порозовело от усердия. Хотя сейчас, после ее жалоб на усталость, я заметила, что она впрямь слегка похудела: клиенты-то один за другим идут, без передыха. Но, постройневшая, она выглядела лучше, на мой взгляд. В свою очередь, Люсьена участливо поинтересовалась:
– Как самочувствие? Голова не кружится?
– Спасибо, Люсенька. Все замечательно!
Немного полежав в расслабленной неге, я встала и оделась.
Люсьена уже разливала чай по чашкам в закутке своего кабинета.
– Садись, Долька, поболтаем. У меня следующий клиент только через четверть часа. Я решила себе маленькие перерывчики хоть раз в день устраивать. Когда в следующий раз придешь?
– Неудобно тебя напрягать. Если согласишься брать с меня деньги, как с прочих клиентов...