Загадочная душа и сумрачный гений
Шрифт:
Впечатление от такой новости у них было различным. Балк и Руднев по понятным причинам восприняли судьбоносное известие из Питера с одобрением и энтузиазмом. Тем более, что хотя массовое ликование и общественный подъем в стране отмечались всеми газетами, а здесь, во Владике, и вовсе были видны им невооруженным глазом, ни Василий, ни Петрович так до конца и не верили, что при сложившихся вследствие военной победы благоприятных обстоятельствах, удастся быстро пропереть Николая на созыв Думы. А вот, поди ж, ты! Царь сказал - царь сделал.
В то же время впечатления от столь сногсшибательного известия у остальных пятерых были не столь однозначны. За исключением Михаила, пожалуй. Первая реакция Великого князя напоминала памятную Василию
Правда, вместо папы в данном случае был упомянут дядя Сергей, но... "поскольку, все это ерунда, дело-то житейское" и "кричать им сильно больше, чем после Земского съезда, смысла особого уже нет", младший брат царя, бывший Наследник Цесаревич и новоиспеченный полковник синих кирасир в целом тоже разделял оптимизм обоих гостей из будущего по поводу грядущего дарования Конституции и введения демократических институтов. Ибо, как верно подмечено: с кем поведешься, от того и наберешься. Закончив обсуждение текста манифеста и, как бы подытоживая их разговор, Мишкин предложил "слегка вспрыснуть" это дело, весело брякнув: "Ай да Вадик, ай да сукин сын!"
Непосредственный начальник Михаила, генерал Щербачев, отнесся к неординарной новости на удивление по-философски. Очевидно, будучи служакой до мозга костей, он вообще не имел обыкновения обсуждать решения вышестоящего начальства. Лишь, немного подумав, сухо подметил пару-тройку связанных с нею моментов: "В гвардии, не здесь, конечно, а в Петербурге, вряд ли этому порадуется, полагаю... Но, поскольку никаких ответственных министерств не будет, то и проблем с деньгами на армейскую реформу, даст Бог, тоже не предвидится больших. На мой взгляд, гвардейским офицерам карьеру это политическое нововведение порушить не должно. Что ж, может, как раз и вовремя. Чтобы на будущее все глупости, вроде гапоновской, в зародыше пресечь".
Макаров же, напротив, хоть и не возражал против принятого Императором решения принципиально, но явно опасался негативного влияния парламентских процедур, даже совещательных, как на общее финансирование флота, так и на ход дела с будущей кораблестроительной программой. Ее он продумывал во время лечения своих ран.
Будучи человеком глубоко эрудированным, он хорошо понимал, что в системе управления страной в целом, и флотом в частности, появляется некая новая и пока не известная величина. А как влияли парламентские деятели на морское строительство во Франции, например, он знал хорошо. Не зря же последнее десятилетие 19-го века в истории французского флота величали "военно-морской бестолковщиной".
Петрович, правда, указал ему и на противоположный пример - на работу Рейхстага по принятию германского Закона о флоте, где усилиями кайзера, Бюлова и Тирпица он был облечен в такую форму, что препятствовать резкому удорожанию линкоров при замене броненосцев дредноутами парламентарии фактически не смогут.
Но настроения Степану Осиповичу не подняло даже это: "Так - то, мой дорогой, Германия, немцы. А то - наши! Балаболок да выскочек разномастных понавыбирают, вот уж и надумают они нам в этой Думе. А то, что нет пока ответственного министерства - так, лиха беда начало! Выклянчат. Помянете мои слова: взвоем мы еще от их "склок с совещательным голосом"! Но, не дай нам Бог, чтоб кабинетная система или сменяемое по выборам правительство как в Парижах, - вот тут-то и запляшем мы с вами танцы святого Витта. Все давешние делишки господина Витте как бы нам цветочками не показались! Я то думал, что сейчас в Питере попробуем порядок навести - а тут... Какое там! Задумали Дубасова на меня менять. А зачем? Нет уж. Пусть он дальше с этим всем разбирается в министерстве. А я, если Государь позволит, с палубы в кабинет не уйду. В море - дома!"
Последним узнал про Манифест царя наместник Алексеев. И, как рассказал
Все оказалось много проще. На нем лежала ответственность за огромный край. Где пока ни один градоначальник, ни один полицмейстер, ни один начальник гарнизона или войсковой атаман не были проинструктированы о том, как нужно воспринимать сие царское решение и как себя вести применительно к таким обстоятельствам.
И, по большому счету, Василий резоны наместника вполне понимал. Получилось, что необходимость сохранять секретность из-за опасности возникновения беспорядков в столице, перекладывала после опубликования Манифеста всю ответственность и заботу о недопущении эксцессов и разгула стихийной вольницы в городах и весях на местные власти. Совершенно не готовые к такой новой вводной...
Мнение же обо всем этом штабс-капитана Красовского, старшего шифровальщика штаба Гвардейского экспедиционного корпуса, первым во Владивостоке узнавшего подробности Царского Манифеста, история для нас, увы, не сохранила.
***
Кстати, итоги вышеупомянутого Михаилом Земского Съезда, действительно можно было смело считать прологом к этому Манифесту. Говоря образно, если сегодня воля Императора возвещала о наступлении утра новой жизни России, то съезд этот был его рассветной зарей. И сделать здесь небольшое отступление от темы для краткого описания его предыстории и решений вполне уместно.
Строго говоря, это было первое крупное внутриполитическое деяние самодержца, предпринятое им благодаря осмыслению всей той убийственной информации о будущем, что безжалостно вылил на его несчастную голову доктор Вадик. Ничего не поделаешь, врачам "часто приходится делать людям больно, чтобы потом им жилось хорошо". Увы, но более образно и конкретно, чем эта крылатая фраза из "Иронии судьбы", суть призвания хирурга определяло только бессмертное: "Резать! Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита!" От Риммы Марковой...
Обдумав услышанное, Николай для себя твердо решил как можно скорее запустить маховик земельной реформы, способной как повысить уровень сельскохозяйственного производства, так и параллельно решить две сопутствующих проблемы: обеспечить на годы вперед подпор людского потока к заводским проходным, переселенческим поездам и пароходам, повышая одновременно уровень жизни остающихся на селе.
Но за всем этим масштабным процессом необходим был неусыпный контроль и действенное управление им. Только вот достичь этого лишь силами уездных и губернских администраций было попросту невозможно. Даже при условии обеспечения должного финансирования. Управленческий штат их был не велик, а профессиональный уровень для столь сложной и масштабной задачи - в массе своей явно слаб.
Не сразу, но Николай все-таки согласился с тем, что без решительного привлечения к этой работе органов местного самоуправления - земств - не обойтись. Более того, - именно они могли стать важнейшим элементом всей системы проведения реформы, ее главным тягловым механизмом, оставляя местным администрациям функции учета, контроля, отслеживания финансовой дисциплины и обратной связи.
При этом, как следствие, неизбежно вставал вопрос о привлечении к этому самому самоуправлению лиц крестьянского сословия, дабы избежать пресловутого "без меня меня женили". И для этого наиболее логичным решением было создание третьего - низового - уровня в структуре земских организаций - всесословного волостного земского собрания, имеющего право делегировать своих председателей и выборных гласных в состав уездных и губернских земских органов.