Загадочная душа и сумрачный гений
Шрифт:
Заполучить себе в союзники "русского Нельсона", отколов его от банды этих господ-франкофилов, типа Алексеева, Скрыдлова, Макарова, Небогатова или Григоровича, было крайне важно. Собственно говоря, во время проработки общего плана действий на визит в Петербург с последующим вояжем в Циндао через Владивосток, пункт "адмирал Руднев" неспроста переместился с девятого места в общем перечне их приоритетов на почетное четвертое. А для него, Тирпица, как ответственного исполнителя, вообще на первое...
Когда стало ясно, что запланированная беседа с Рудневым может состояться с часу на час, Вильгельм, уверенный в дипломатических талантах своего протеже,
– Альфред. Я не сомневаюсь, ты - сможешь! Ты, безусловно, способен очаровать этого русского. Ведь, в конце концов, адмирал Руднев, как и ты, показал себя человеком, искушенным в вопросах работы с флотским "железом". Он - наш парень! Я уверен, что общих тем вы с ним найдете массу. Эскизы Бюркнера, как мы договорились, тоже покажи ему. Но только варианты А2 и В1, для начала. Его мнение может стать решающей каплей в нашем торге с царем. Мы просто обязаны дожать его! Чтобы полученными за несколько килей от русских галльскими деньгами, помочь нашим корабелам расширить верфи.
Главное, учти, мой дорогой: он должен с первого взгляда почувствовать твое самое искреннее к нему расположение, восхищение и даже восторг. Для русских лесть, как они сами говорят - "бальзам на душу". Но не мне тебя учить, как не переборщить с этим. Как говорится, именно дозировка микстуры определяет эффект от нее: или вылечишься, или обгадишься!
– Вильгельм коротко хохотнул, - К возлияниям подготовься, как положено.
Да... перепить русского, это не просто! Это не швед, не француз и не англичанин. В рукав не выльешь, смотрят они за этим рефлекторно. Это их конек. И как увидишь, что он вознамерился тебя споить - держи ухо востро. Не хочу напоминать, чем закончилась дружба твоего хорошего знакомого - Герберта фон Бисмарка с графом Шуваловым, но то, что бедняга стал конченым алкоголиком - сущая безделица в сравнении с тем, что русские узнали, через этого слабака, о многих наших замыслах. А привело это, в том числе, и к разладу в наших государственных отношениях. У нас же сегодня задача - эти черепки склеить! И чем прочнее, тем тверже станет наше положение, наша мировая политика.
Не забудь, как обычно - обязательно сто грамм виски часа за три до его появления. И непременно - оленинки. Побольше и пожирнее. А перед самыми посиделками - еще пару бутербродов со шпигом. Хотя, что я тебя буду учить? Я лучше помолюсь за твою печень. Помнишь, как тогда, во время Кильской недели, развозили по их кораблям дядюшкиных лаймиз? А мы всем флотом потешались над этими слабаками!
А когда он не ожидает, обыграй твои именины! И тогда, надеюсь, тебе удастся то, что этот медведь, несомненно, сам задумал в отношении тебя...
Этот разговор с Экселенцем, состоявшийся спустя час после их выезда из Москвы, сейчас вдруг вспомнился Альфреду во всех подробностях. Но, странное дело, прежнего безусловного внутреннего согласия с установками Императора он уже не испытывал.
Всеволод, что удивительно для чиновного русского, оказался скорее бесхитростным и открытым, нежели лживым или коварно-расчетливым. При всем своем выдающемся даровании и головокружительном военном взлете, Руднев почему-то не смотрел на него, сейчас уже кабинетного моряка, свысока. Скорее, совсем наоборот: Тирпиц чувствовал в его словах и поведении неподдельный интерес, и даже глубокое уважение к персоне германского военно-морского статс-секретаря! Поистине - загадочна славянская душа...
Но как не присматривался Альфред, как не искал скрытых смыслов в неожиданных рудневских пассажах, он совершенно не ощущал в своем новом знакомом "двойного дна". А поразительная глубина его военно-технических знаний и неординарность политических воззрений на многое заставили посмотреть под другим углом, став откровением...
Черт возьми, этот русский положительно начинал ему нравиться!
***
Вагон лениво покачивался, ритмично перебирая стыки и время от времени визгливо поскрипывая ребордами. Сквозь тяжелую пелену утренней дремы Петрович неторопливо пытался понять: где они сейчас едут и скоро ли раздастся в дверь этот, до чертиков знакомый стук, сопровождаемый стандартной фразой "Просыпаемся! Через полчаса прибываем!" По идее, пора бы уже начинать сползать с любимой верхней полки, чтобы успеть просочиться в сортир, дабы стравить клапана до того, как большинство бедолаг-попутчиков повылазят из своих купе.
Почему "бедолаг"? А вы слышали КАК храпит с бодуна Петрович?
"Ой, блин!.. Голова - что жопа. А жопа - не часть тела, а состояние души... Похоже, вчера я с кем-то офигетительно перебрал. Тут? Или в вагоне-ресторане? А, один фиг - не помню ни черта... Но, раз стыки считаем, это, наверное, после Ижоры... Там прошлый раз начинали пути перекладывать. Ага, вот как раз, по звуку, мост какой-то проходим"...
Он обожал Питер. И безумно любил приезжать в него вот так - ранним утром. Все равно как - под розовым летним восходом, под хлесткой зимней метелью, или под таким привычным, серенько-моросящим, демисезонным дождем...
Из вокзала нырнуть в метро, и быстренько - гостиничное обустройство, перекус, и вот уже - он весь перед ним! Великий город, в котором он никогда не жил, но куда его всю жизнь тянуло, манило каким-то волшебным, сверхъестественным магнитом. Город, в котором его ждут трое замечательных людей, его друзей, таких разных, но, как и он, объединенных одной общей любовью, одним общим счастьем и бедою одновременно - нашим, русским флотом...
– Гостиница? Что еще за нелепица такая? Извозчика и домой! В Кронштадт, на Екатерининскую. Благо, лед стоит крепко, - пароходика не ждать. А там уже извелись все, наверное. Жена пирожков напекла с вечера, но все равно, нужно будет в городе успеть присмотреть вкусненького: соседи непременно пожалуют с визитами. Главное, чтоб сразу в Собрание ехать не пришлось.
– Стоп. Какой дом? Кто - с визитами?? ЧЬЯ, блин, жена???"
– Всеволод Федорович?.. Вам плохо?
– осведомился ласково-участливый Голос, бесцеремонно вмешавшись в обещающий быть интересным внутрикарпышевский диалог.
– Мне плохо? Да мне - пи...ц. Ик...
– ответствовал Петрович, судорожно подавив недобро подкатившийся к гортани желудок, явно за что-то обиженный на своего хозяина.
– Понимаю. Но, слава Богу, кажется, Вы оживаете. Понемножку. Мы за Вас сильно переживали. Немцы не могли Вам ничего этакого подсыпать, как Вы думаете?
– Ик... Ничего не думаю. Ой-вэй... а думалка-то как болит. Какие еще... ик... нафиг, немцы? Питер скоро?
– Санкт-Петербург?
– Голос коротко и вежливо рассмеялся, - Полагаю, не ранее, чем через месяц, а то и поболее того, любезный Всеволод Федорович.
– Издеваемси?
– Господь с Вами, и в мыслях не было. Но, пожалуй, Вам лучше еще часок-другой полежать. Отдыхайте...
– Голос смолк, и его чуть слышные шаги удалились куда-то.
Месяц... Месяц-Месяцович... месяц!? Что еще за хрень в голову лезет?