Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев
Шрифт:
Барон велел подготовить себе удобное место для работы. Его замок был не очень обширным, но комнат в нем было много, больших и маленьких. Как почти все дома на западе Европы, он казался снаружи гораздо меньше, чем оказывался внутри. Кто-то из его русских друзей, приехав однажды на берега Мура к Барону в гости, говорил, как был удивлен, впервые увидев западные дома. Гость вспоминал, что в детстве кормилица рассказывала ему страшные сказки о том, как за семью горами, в далекой немецкой земле, жил-был маленький мальчик Ганс, которого украла у родителей злая колдунья. Она притащила мальчика в свой маленький кривенький домик и заперла там. Когда мальчик попытался из этого домика убежать, то он шел и шел без конца по комнатам, по коридорам и галереям, с этажа на этаж, плакал от страха и не мог выбраться наружу, не понимая, откуда в маленьком домике так много разных помещений и переходов.
Барон был согласен с тем, что дома в русской и немецкой стране отличаются друг от друга. Немецкие дома снаружи как бы небольшие, а внутри у них очень много всяких комнат и комнаток, чердаков в несколько этажей вверх и подвалов в несколько этажей вниз, оттого они и казались больше, чем были в действительности. У русских — наоборот, дома снаружи просторные, а внутри в них не так уж много места. Правда, очень большую часть дома занимает печь, подобной которой у немцев нет. Вот как часто бывает, заключил русский гость Барона, протянув ноги к камину и прихлебывая из глиняной кружки горячее испанское вино, сказка оказалась вовсе не сказкой, а истинной былью.
У хозяина замка, был, разумеется, особый рабочий кабинет, располагавшийся на третьем этаже. Там стоял стол из русского клена со столешницей необычайной красоты. Давным-давно Барону попалась под руку книжка писем путешественника Альберта Кампензек папе Клименту VII, написанная в самом начале XVI века, добрых сто семьдесят лет назад. Альберт Кампенский был папским посланником в Священной Римской империи. Барон не очень вчитывался в его проекты обращения московитов в католичество, которые составляли главное содержание его труда, считая их совершенно нежизнеспособными, зато запомнил рассказ о лесе:
«Герцинский лес [6] , рассеянный частыми и густыми рощами на всем пространстве Московии, снабжает жителей всякого рода деревьями, нужными для их употребления. Дуб и клен гораздо лучше, чем в наших краях. Стволы этих деревьев, будучи распилены, представляют в разрезе своем удивительную и прелестную смесь цветов, наподобие волнистого камлота [7] ».
Цвет волнистого камлота поразил воображение Барона. Он долго разыскивал стол из подобного клена и, наконец, купил его. По обе стороны стола помещались тяжелые флорентийские бронзовые канделябры, сделанные в мастерской Бенвенутто Челлини; высокий шкафчик с откидной крышкой, за которым можно было писать и читать стоя, если хозяин уставал сидеть за столом в дубовом, обитом кожей кресле с подлокотниками. В шкафчике было множество полок и полочек, ящиков и ящичков, некоторые из них были с секретом. Ящики с двойным дном встречались в разных домах постоянно и никого не удивляли, но у Барона были ящики, сделанные с особой хитростью. Если, выдвинув двойное дно, в незаметную дырочку вставить что-нибудь тонкое и острое, лучше всего деревянную заостренную шпильку для женской прически, то открывалось еще одно потайное отделение. Было удобно хранить там всякие мелкие драгоценности или тайные письма. Однако Барон наслышался от приятелей и соседей страшных историй о том, как, бывало, кто-нибудь так удачно прятал фамильное кольцо, секретную записку или завещание, что потом не могли их найти ни сам спрятавший, ни его наследники.
6
Герцинским лесомеще Аристотель и Птоломей называли весь горный массив Европы. У Юлия Цезаря это название относилось к лесу между Рейном и Карпатами, и было сказано, что он простирался на 60 дневных переходов в длину и 9 переходов в ширину.
7
Камлот— плотная ткань из шерсти ангорской козы, из кторой шили верхнюю одежду; эта шерсть была густой, блестя щей, с переливами.
Напротив двери висело главное украшение комнаты — большое венецианское зеркало чистого стекла в золоченой раме. Стоило оно очень дорого, но ведь не зря хозяин всю свою долгую жизнь верой и правдой служил императорам Священной Римской империи, десятилетиями ездил послом в самые разные страны, больше всего в Московию и Персию. Ремесло посла было очень тяжелым, но могло быть и прибыльным. А если кому-то, как Барону, удавалось сохранить наследие нескольких поколений предков, то к старости можно было себя побаловать дорогими покупками.
В
Одна дверь вела в соседнюю комнату, откуда был выход на галерею, обрамлявшую весь второй этаж. В этой комнате стояло несколько простых деревянных стульев и пара небольших столов и находился маленький изящный рукомойник в форме цапли. Он был устроен так, что если слегка ударить по клюву цапли, загнутому вниз, из него начинала течь вода. Этот бронзовый рукомойник Барон привез из австрийских владений в Нидерландах. По галерее можно было пройти в одно из отхожих мест, располагавшихся на каждом этаже замка в точности одно под другим. Помнится, когда Барон живал в русских домах, его возмущала необходимость выходить из дома, часто на мороз или под дождь, по делам такого рода, но следовало признать, что зато воздух в русских домах бывал чище.
За другой панелью кабинета скрывалась узкая винтовая лестница с перилами из толстой веревки, прикрепленной к стенам крюками. По лестнице можно было незамеченным спуститься вниз до глубокого подвала, где хранились бочки и бутыли с винами, или подняться до верхней галереи, откуда низкая дверь вела на самый верх башни. В хорошую погоду с башни открывался вид на десятки миль вокруг. Там можно было бы подолгу стоять, любуясь окрестностями, если бы не осы, которые в жаркий солнечный день налетали на человека почти сразу, как только он появлялся на крыше башни. Никакими силами нельзя было с ними справиться, ни даже понять, откуда они там берутся, где гнездятся и чем, собственно, кормятся на такой высоте.
Однако как ни хорош был кабинет, хозяин его не любил. Ему там казалось темно и тесно. Он велел приготовить для работы оружейный зал. Там, под высоченным, в два этажа, потолком, легко дышалось. Потолок поддерживали двадцать шесть дубовых балок, самая старая из которых была положена шестьсот лет назад, в конце XI века. Искусный строитель сумел выстроить огромный зал без центрального столба. Там было просторно. Бывалый дипломат, Барон сохранил привычку к большим и открытым помещениям, где безопаснее вести секретные разговоры. В маленькой комнате, полной мебели, шкафов и ширм, не убережешься от подслушивающих ушей и подглядывающих глаз. Барон вспоминал, что ему всегда хотелось вести важные переговоры на открытом воздухе — нет ничего лучше берега моря или широкого луга — жаль, что это не принято в осложненной строгим этикетом и тяжеловесным церемониалом нынешней дипломатии. Зато было можно проследить, чтобы пол в комнате для переговоров был каменным или хотя бы покрыт толстым ковром, а пол за дверью был бы простым деревянным. По скрипучим деревянным половицам нелегко подкрасться незаметно, зато из комнаты можно неслышно подойти к двери и внезапно для соглядатаев ее распахнуть.
Оружейный зал
В оружейном зале глаз бывшего воина радовали старые рыцарские доспехи, расставленные по сторонам всех трех дверей. Барон позаботился о том, чтобы там были и стальные латы, скрывавшие фигуру от макушки до головы; и кольчатые кольчуги, похожие на рубахи из железных колец, с короткими рукавами; и более редкие кольчуги, составленные из шелестящих деревянных дощечек, скрепленных друг с другом металлической проволокой и прикрывавших торс. На стенах были развешаны седла, уздечки, отполированные до блеска шпоры; над камином висела громадная голова лося, охотничий трофей отца нынешнего хозяина замка. В углу стоял обтянутый кожей деревянный щит в рост человека, весь побитый и покрытый выбоинами, с проржавевшими железными скобами с внутренней стороны. В особых деревянных стойках хранилось главное богатство — мечи. Особенно хозяин любил венецианский обоюдоострый меч чиавону, со щитком в виде плетеной корзинки на эфесе, когда-то принесший ему удачу в одном из его первых сражений, и старинный тяжелый южнонемецкий двуручный меч, оружие деда. В этом зале любили играть многочисленные юные племянники хозяина, нападавшие с деревянными шпагами на безответных железных рыцарей, прятавшихся в углах.