Загадочная пленница Карибов
Шрифт:
— Камень капитальной величины!
— Тебе нужен литотом? — спросил Магистр.
— Да.
Не отрывая взгляда от оперируемого места, Витус протянул руку назад, и Магистр вложил в нее инструмент. По сути, литотом объединял в себе два инструмента: с одного конца он представлял собой нож, на другом имел крючок. При операциях, подобной этой, литотом был незаменим, потому что хирургу приходится много раз надрезать и столько же раз раздвигать края разрезанной ткани. Имея в руках литотом, ему надо всего лишь поворачивать инструмент другой стороной, не
— А почему не прямой, от мошонки к анусу? — с любопытством спросил Магистр.
— Разрезая по диагонали, я увеличиваю длину разреза и таким образом величину отверстия, — ответил Витус и приступил к операции.
Стаут в полубессознательном состоянии резко дернулся, но Джеральд, О’Могрейн и Магистр держали его железной хваткой. Витус разрезал все глубже, одновременно проталкивая камень вперед пальцами левой руки. Он уже прошел кожу и вонзился в лежащие под ней ткани. Витус регулярно переворачивал инструмент, чтобы раздвигать края раны и определять, насколько глубоко продвинулся камень.
Наконец перед ним открылась стенка мочевого пузыря. Одним точным движением Витус вскрыл его. На его руки полилась моча, но он не обращал на это внимания. Снова и снова переворачивал он литотом, чтобы раздвигать края раны. Пошевеливая пальцами в прямой кишке, он внимательно смотрел в разрез, но камня все еще не было видно. Еще один осторожный надрез, и снова в дело вступал крючок.
— Есть! Вот он!
Его пальцы сделали последний толчок, и камень, проскочив в расширенное отверстие, со стуком ударился в подставленную бадью.
— Ну и вырастил! — удивленно воскликнул Магистр. — С хороший боб.
— Надо будет потом достать его, — усмехнулся Витус. — Вдруг капитан захочет сохранить его на память. Сэр, вы меня слышите?.. Сэр!
Стаут безвольно кивнул. Он все еще был в одурманенном состоянии.
— Сэр, поздравляю вас! Вы выдержали испытание!
Стаут снова кивнул, но было неясно, вполне ли он понимает, что ему говорят.
— Думаю, поздравлять надо вас, кирургик! — раздался сверху голос Джеральда. — А как долго мне еще держать… э… мошонку? У меня уже рука затекла, и я…
— Еще минутку, мистер Джеральд! — Витус повернулся к Магистру. — Ты приготовил льняные ленты?
— Само собой, великий кирургик!
— Ладно тебе! Спасибо.
Витус обследовал рану. Каждый раз его просто завораживало, как быстро свертывается кровь при порезах на некоторых частях тела. Всего несколько капель красной жизнетворной жидкости просочились на поверхность. Он промокнул их тампоном и наложил повязку таким образом, чтобы края разреза соединились внахлест. Закончив работу, он устало распрямил спину.
— Мистер Джеральд, теперь можете отпускать.
Первый помощник со вздохом облегчения высвободил руку. Витус похлопал Стаута по щекам:
— Сэр, вы меня слышите?
— Да, кирургик, — с трудом проворчал капитан все еще непослушным языком.
— Хорошо. Тогда слушайте внимательно: я наложил
— Да, кирургик. А что это за пища?
Витус поразмышлял:
— Ну, скажем, галеты или сухари. И то и другое можно помочить в вине, чтобы было легче глотать. Конечно, пища не из тех, что обычно рекомендуют больному для выздоровления, но вы в ближайшие дни так и так будете много спать под действием лауданума.
— Да, кирургик, как скажете.
— Через два дня я сменю вам повязку. Перед этим вы в первый раз после операции помочитесь, но пока что только через рану. Это удобный случай, чтобы вымылись другие камешки и более мелкие частицы, так называемый песок, которые могли остаться в мочевом пузыре. А после этого я буду менять вам повязку по мере заживления. Через неделю, думаю, вы уже сможете мочиться нормальным образом, но пока что придерживая рану. Через две недели и в этом не будет необходимости.
Стаут облегченно засопел и на мгновение задумался, не вернуть ли ему кирургику те три фунта, что он взял за переезд, в знак благодарности и в известной степени в качестве гонорара. Но тут же отбросил эту мысль.
Настолько благодарным скупец себя уже снова не чувствовал.
ШТУРМАН О’МОГРЕЙН
Представим на мгновение боевой галеон разодетой в шелка, увешанной драгоценностями благородной дамой, заносчиво-жеманной и с острым язычком. Тогда наш «Галант» — дюжая добродушная служанка, пусть и в потрепанном платье, но порядочная, прилежная, со здоровым нутром…
Дай Бог, чтобы у Баркса была не малиновая зараза, — вздохнул Витус. Они с Магистром стояли в отгороженном углу матросского кубрика и рассматривали кока, с ног до головы завернутого в одеяло. Жар за последние дни у него спал, и это было причиной того, почему в Фуншале его не списали на землю. Но вскоре после выхода в море все его лицо покрылось бесчисленными маленькими пустулами малинового цвета. Обследовав тело больного, Витус установил, что сыпь распространилась и на руки, и на туловище до пояса. Витус отвернулся, чтобы больной его не слышал:
— Я не перенесу, если это снова безнадежный случай!
Действительно, Эткинс, один из двух больных лихорадкой, еще до прибытия в Фуншалу отдал Богу душу, и Стаут, который к этому времени снова чувствовал себя отлично, приказал как можно скорее предать останки несчастного морской стихии. Просьба палубного матроса Амброзиуса провести богослужение с чтением Библии была отклонена. Скупец, который не намерен был больше терять ни часа, взял и здесь бразды правления в свои руки и отчитал следующее: