Загадочная женщина
Шрифт:
– Около двух месяцев я буду перевозить грузы, а потом перед отплытием домой вернусь на остров.
– Значит… мы снова встретимся.
– Да, – ответил он. – Обычно мы проводим на острове двое суток. Я все думаю…
– Да.
– Гадаю, – продолжал он, – как вам покажется остров?
– Не знаю, чего и ждать. Подозреваю, что остров моего воображения крайне отличается от реального.
– Он наполовину цивилизован, наполовину остался диким. Поэтому он выглядит необычно. Цивилизация чувствует себя там… стесненно. Я много думал о вашем там пребывании.
– Моем пребывании?
– Моник должна
– А для нас будут каюты?
– Я сделаю все, чтобы были.
– Это утешает, – заметила я. – Очень.
– И мы снова поплывем вместе?
Я вздрогнула.
– Вам холодно?
– Разве может быть холодно в такую ночь?
– Значит, вы дрожите от дурных предчувствий. Анна, почему вы боитесь?
– Не знаю, могу ли я назвать свое чувство страхом.
– Я не должен с вами так разговаривать, да? Но неужели лучше притворяться, отрицать очевидное?
– Может быть и лучше.
– Вы считаете, что отрицать очевидное лучше?
– В некоторых случаях, да.
– Что ж, – заявил он. – Я не стану придерживаться этики. Анна, вы помните тот вечер, когда я был у вас в гостях в «Доме Королевы?»
– Прекрасно помню.
– Что-то произошло тогда. Этот дом… я не могу его забыть. Часы стучат, мебель вокруг, мы стоим у стола, на котором свечи горят в подсвечниках.
– Очень ценные подсвечники. Китай восемнадцатого века.
– Казалось, что существуем лишь мы одни, да еще эта девушка, которая носилась взад-вперед и прислуживала нам. Будто на свете остались мы одни, и ничто больше не имеет значения. А у вас было такое ощущение? Уверен, что было. Иначе бы я не ощущал этого так сильно.
– Да, – согласилась я, – для меня тот вечер тоже незабываем.
– И то, что было прежде, не имеет никакого значения.
– Вы имеете в виду свой брак?
– Ничто не имело значения. Лишь мы одни, часы отсчитывают время, словно делают что-то со временем. Я глупо говорю? Никогда я не был так счастлив. Такой приподнятый и все же довольный, возбужденный и все же безмятежный.
– Это было до несчастья с «Загадочной женщиной».
– Но я уже был женат, что было еще большим несчастьем. Я буду откровенен с вами. Мне нет прощения. Просто хочу, чтобы вы поняли. Остров привел меня в восторг, когда я впервые увидел его, я восхищался им так же сильно, как сейчас ненавижу. Когда вы увидите его, может вы сами поймете. А Моник, она была частью острова. Меня пригласила в гости ее мать. Странное место, Анна. Я буду с тревогой думать, что вы находитесь там.
– Со мной будет Чантел.
– Я рад. Я не смог бы позволить остаться вам там одной.
– Там так ужасно?
– Это место покажется вам необычным, возможно, трудным для понимания.
– А Эдварда вы можете оставить спокойно?
– С Эдвардом будет все в порядке. В конце концов, он один из них.
– Расскажите мне об этой семье.
– Сами увидите. Ее мать, старая нянька и слуги. Может быть, все это лишь мое воображение. Сначала я был поражен, и Моник показалась мне красавицей. Мне подобало бы уехать. Мне следовало знать, но я, естественно, и понятия не имел, пока не стало уже поздно. Мне пришлось жениться, и я оказался связанным по рукам и ногам.
– Вы оставили Моник на острове и уплыли?
– Тогда было такое же плавание, как и сейчас. А когда я приплыл туда снова, произошла история с «Загадочной женщиной». А следующий раз, когда я прибыл на остров, я отвез Моник в Англию. А теперь… я оставляю здесь вас.
Помолчав немного, он продолжал:
– Что случится на этот раз, хотел бы я знать.
– Надеюсь, ничего страшного. Но приятно знать, что, если мы захотим вернуться, вы нас заберете. Я скажу Чантел.
– Я думаю, она, несомненно, захочет вернуться. Вас, Анна, я могу еще представить в определенных условиях, но сестру Ломан нет.
– По крайней мере будет интересно посмотреть на остров.
– Он красивый. Сочная листва, о песчаный берег бьет прибой, пальмы слегка колышутся на легком ветерке, и чистое море, синее, как сапфиры, и зеленое, как изумруд, набегает на золотой песок.
– А что вы будете делать, когда вернетесь в Англию?
– Побуду там несколько дней, а потом снова уйду в плавание.
– Такое же, как это?
– Зависит от того, какой нас ждет груз. Но я обязательно зайду в «Дом Королевы» и скажу: «Я пришел от имени мисс Бретт, владелицы дома, она попросила меня зайти и узнать, как вы поживаете». И я постою в саду, как тогда в сырой осенний вечер. И стоя в холле, я стану вспоминать тот вечер, который изменил всю мою жизнь, изменил и меня самого.
– Действительно?
– Да. Действительно. После этого мне хотелось от жизни совсем другого.
– А чего вы хотели раньше?
– Приключений! Перемен! Опасности! Волнений! Но после того вечера я повзрослел. Я захотел находиться рядом лишь с одним человеком, хотя прежде я считал, что никогда не смогу оставаться с кем-либо надолго. Я искал бесконечных удовольствий, я считал, что лишь новизна может волновать меня. В тот вечер я повзрослел и понял, как надо жить. Я представлял, как живу в этом доме. Лужайка, стол под разноцветным навесом и женщина, сидящая за столом, разливает чай из китайского чайника в голубые китайские чашки. Может, лежит собака – золотистый ретривер – и дети играют и смеются. Я отчетливо понял, что хочу этого так, как никогда ничего не хотел. Мне не стоит говорить об этом? Но сегодня что-то такое в воздухе. Мы плывем близ побережья Австралии. Видите огни? Мы совсем близко от берега. Лето… ничего нет приятнее тропических ночей на море, когда кажется, что может случиться все, что угодно. Но, возможно, существуют и другие места, похожие на сад «Дома Королевы». И я уверяю себя, что, если в тот вечер я всего лишь мечтал, то наступит день, когда я увижу стол под навесом.
Я ответила:
– Это невозможно. Мы познакомились слишком поздно. Вы не должны говорить, а я не должна слушать.
– Но я говорю, а вы слушаете.
– Это плохо.
– Но мы же люди, – возразил он.
– В этом нет ничего хорошего. Какой смысл говорить о том, что могло бы быть, если это невозможно.
– Анна…
Я поняла, что он хочет сказать. Подождите. Так легко это может случиться. Но в подобных мечтаниях таится опасность. Мы разлучены, и пока Моник жива, его мечта… и моя… не может сбыться.