Загадочное дело Джека-Попрыгунчика
Шрифт:
— Нет, он не выглядит таким старым.
— А что произошло в лесу?
— Он нес всякий вздор. Назвал меня викторианцем.
— Это что значит?
— Понятия не имею, думаю, это как-то связано с покойной королевой. Он сказал, что, если мы не дадим ему совершить то, для чего он предназначен, все останется так же плохо, как сейчас; и что он должен «восстановить».
— Восстановить что?
— Самого себя. Меня. Всё. Так он сказал. Потом упомянул о говорящих орангутангах и заявил, что хочет подзарядиться.
Траунс пожал плечами.
— Полная чушь. Бред какой-то!
— Согласен, — кивнул
Траунс повернулся к подошедшему полицейскому:
— А, Пайпер, ребята успокоили толпу?
— Да, сэр. Прыгун исчез, скоро жители разойдутся по домам.
— Ладно, ок. Поставьте здесь пост и перевезите беднягу Капура в морг.
— Есть! Замечательный был человек. Я прослежу, чтобы все было сделано, как надо.
— Бёртон, давайте вместе поедем, — предложил Траунс. — Возле клуба стоят два полицейских паросипеда; мы можем вернуться на них в Миклехэм. Я хочу показать тебе девушку, на которую напали. Да, кстати. Сэр Ричард Майен поручил дело Джека-Попрыгунчика мне, и я думаю, что обязан этим тебе. Премного благодарен!
— Ты лучший кандидат для этого дела, — заметил Бёртон. — Подожди, я достану цилиндр и трость.
Он вернулся к своему разбитому винтостулу, забрал вещи и присоединился к Траунсу. Четверо констеблей остались в лесу вытаскивать искореженную машину.
Бёртон и Траунс не спеша отправились к зданию клуба.
— Что за девушка? — спросил Бёртон.
— Энджела Тью. Пятнадцать лет. Это все, что мне пока известно. Сегодня утром, еще до рассвета, в Скотланд-Ярд прилетел болтун. Его послал один бобби из Миклехэма. Попугай рассказал, что на девушку напал сказочный Джек-Попрыгунчик. Без четверти шесть меня подняли с постели, и я с несколькими людьми помчался сюда на винтостульях, предварительно послав Капура за тобой. Когда мы прибыли, все жители уже были вне себя от ярости. Они выследили Джека на краю поля и гнались за ним через окрестности Чизлхёрста вплоть до Марвеловского леса. Мы побежали вместе с ними. Представь, я, как полный идиот, бросил винтостулья в Миклехэме, и к тому времени, когда я сообразил, что они были бы намного нужнее здесь, было уже поздно! Честно говоря, я все еще не привык к этим чертовым штукам. Будь у меня лошади, я бы быстрее сориентировался, потому что такому традиционному старому бобби, как я, трудно ладить с новой техникой. В общем, ты появился как раз тогда, когда мы добрались до поля для гольфа. Так что давай посмотрим на девушку и узнаем, что произошло.
— Странно, — задумчиво сказал Бёртон, когда они дошли до клуба, возле которого, под охраной констебля, стояло несколько паросипедов. — Он обладает сверхъестественной способностью растворяться в воздухе — я сам видел это дважды. Тогда почему он не делает это сразу?
— А черт его знает, — ответил Траунс, потом обратился к подчиненному: — Констебль, мне нужно два пенни-фартинга.
— Хорошо, сэр, выбирайте, — ответил тот.
Бёртон подошел к одной из машин и отстегнул маленькие меха, находившиеся рядом с топкой. Потом вставил носик в клапан и качал до тех пор, пока пар не начал выходить из другого клапана, установленного на маленьком котле под мотором. Потом убрал меха в багажник, переключил тумблер и два раза повернул маленькое колесико за ним. Поршень дернулся, мотор ожил, из двух высоких тонких труб вырвались
Он услышал вой гироскопа и убрал поддерживающий конус — паросипед больше не нуждался в нем.
Держа руками раму, Бёртон поставил левую ногу на нижнюю поддерживающую планку, подтянулся и одним быстрым плавным движением перенес тело через раму между передним колесом и трубами, вставил правую ногу в правое стремя, уселся в седло и вставил левую ногу в левое стремя. Пенни-фартинг покачнулся, но, благодаря гироскопу, не упал.
Бёртон поглядел направо и увидел, что Траунс тоже сидит в седле и убирает трость в багажник, прикрепленный к раме паросипеда.
Они оба убрали тормоз. Шатуны задвигались, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, закрутились пальцы кривошипа, пар зашипел, седоки включили передачу, и паросипеды запыхтели по дороге.
— Джек-Попрыгунчик сказал, что туман рассеивается и солнце высоко, — крикнул Бёртон, пока они катили к Миклехэму. — Похоже, для него это было важно!
— Ты думаешь, что он не может исчезать ночью? — крикнул в ответ Траунс.
— Нет. Вспомни, когда я увидел его в первый раз, он исчез именно ночью.
— Тогда что?
— Не знаю!
— Ох, в этом деле много головоломок, — заключил Траунс.
Они доехали до окраин Чизлхёрста, проскочили через город и вырулили на дорогу, ведущую к деревне.
Туман полностью рассеялся, но небо покрывала беспорядочная масса облаков, из-за которой время от времени выглядывали синие клочки.
Наконец, с гребня невысокого холма Бёртон разглядел впереди Миклехэм, и через несколько минут он и инспектор Траунс уже ставили свои паросипеды на краю того самого поля, где королевский агент приземлялся рано утром.
Два констебля находились на страже около дверей полуразрушенного коттеджа. Именно туда и повел Бёртона инспектор Траунс.
Он постучал в дверь, она открылась, и они увидели мужчину в вельветовых брюках на подтяжках и в простой рубашке, волосы у него были взъерошены, длинные бакенбарды не ухожены, на носу — очки в металлической оправе.
— Полиция? — спросил он, понизив голос.
— Да, сэр. Я детектив Траунс из Скотланд-Ярда, а это мой коллега, капитан Бёртон. Вы мистер Тью?
— Да. Эдвард Тью. Входите.
Они переступили порог и оказались в тесной комнате с низким потолком. На потрепанной софе сидела симпатичная юная девушка, которую обнимала и утешала мать — крупная, почтенного вида женщина; она была заплакана и непроизвольно вздрагивала всем телом. В глазах девушки Бёртон прочитал ужас; вся она выглядела какой-то изможденной и жалкой.
— Энджела, это полицейские из Лондона, — мягко произнес Тью.
— Она пока не может говорить. У нее нервное потрясение! — объяснила мать. — Уж я-то знаю, что она чувствует! Мне ли не знать!
— Тише, Тилли, — попросил Тью. — Девочка уже почти успокоилась. Сделай нам чай и дай джентльменам присесть и поговорить с ней.
— Нет! Оставьте ее в покое. Я… Она не может говорить.
— Я могу, мама, — прошептала девочка.
Женщина повернулась и, не разжимая объятий, поцеловала ее в щеку.
— Ты уверена? Может, не надо? Тебе будут задавать много вопросов!
— Тилли, пожалуйста, — опять попросил Эдвард Тью.
— Ничего, мама, — отозвалась девочка.