Загадочные исчезновения
Шрифт:
Еще один аспект, на который следует обратить внимание, – сновидения. Бирс не раз – в своих очерках, эссе, статьях и новеллах – обращался к этой теме, рассуждал о природе сна, переживаемых во сне эмоциях, всплывающих образах и т. п. Очевидно, что писатель придавал явлению особое значение, видел во сне некую связующую нить между миром реальным и вечным. Составитель не стал включать в настоящее собрание рассказы «Житель Каркозы» и «Хаита-пастух» (хотя они и «эксплуатируют» указанную тему). Они хорошо известны читателю, но едва ли принадлежат к лучшим творениям писателя (что, впрочем, не помешало Г. Лавкрафту
Художественный мир Амброза Бирса – явление уникальное и очень разнообразное. Он, конечно, не исчерпывается «страшным» жанром. Бирс – блестящий сатирик, литературный критик и эссеист, весьма оригинальный философ и, наконец, автор потрясающей военной прозы – новелл и очерков. С рассказами о войне российский читатель знаком давно, а вот с остальными текстами… Будем надеяться, что и это знакомство в конце концов состоится.
Андрей Танасейчук
Возможно ли это?
Проклятая тварь
За грубо сработанным столом при свете сальной свечи сидел человек и что-то читал в изрядно потрепанной амбарной книге. Записи производились от руки, и почерк автора был, видимо, не очень разборчив, поскольку читавший то и дело подносил книгу поближе к огню, дабы рассмотреть написанное. В такие моменты тень накрывала большую часть помещения, погружая во тьму лица и фигуры тех, кто находился рядом. Их было восемь. Семеро молча и неподвижно сидели у бревенчатых стен хижины. Помещение было невелико, и любой без труда мог дотянуться рукой до восьмого, лежащего на столе и накрытого простыней. Он был мертв.
Человек читал про себя, все молчали. Казалось, они чего-то ждали, только мертвец был безучастен к происходящему. Из темноты, снаружи, через прямоугольное отверстие, служившее окном, в помещение врывались звуки ночи: протяжный вой далекого койота и крики ночных птиц, пение цикад, гул жуков и иных насекомых – весь этот привычный ночной шум, такой отличный от звуков дня, – такой естественный, но такой незаметный и неслышный при обычных обстоятельствах. И вдруг он стих – словно внезапно что-то заставило замолчать ночных обитателей. Иных возникшая пауза могла насторожить, но не тех, кто собрался в хижине, – по их грубым лицам даже при скудном свете единственной свечи было видно, что они не склонны к пустому любопытству. Очевидно, это были местные обитатели – фермеры и лесорубы.
Читающий был человеком иного склада, и, хотя костюм изобличал в нем местного жителя, он явно принадлежал к образованной части общества. Едва ли его платье было пошито в Сан-Франциско, грубые башмаки совсем не походили на городские штиблеты, да и шляпу, сброшенную на пол (он один обнажил голову), он надевал явно не в качестве украшения. Лицо его, если не обращать внимания на суровое выражение, можно назвать располагающим, даже приятным. Впрочем, суровость его могла быть напускной – ее предполагала должность,
Завершив чтение, коронер убрал книгу в нагрудный карман. Почти одновременно дверь распахнулась и внутрь вошел молодой человек. Вот он точно не принадлежал к числу местных обитателей и был горожанином, – его выдавали и внешний облик, и одежда. Впрочем, последняя была грязной и пыльной, ее владелец явно проделал долгий путь. Он и вправду ехал издалека и торопился, чтобы успеть на дознание.
Коронер приветствовал вошедшего кивком головы, остальные сидели неподвижно.
– Мы вас ждали, – сказал коронер. – Нужно покончить с этим делом сегодня.
– Прошу прощения – я вас задержал. – Молодой человек улыбнулся. – Уехав, я не собирался скрываться от правосудия. Я был в редакции газеты – отвез историю о том, что, как я думаю, мне предстоит изложить вам здесь и сейчас.
Коронер улыбнулся и заметил:
– Думаю, то, что напечатают в газете, будет отличаться от того, что вы расскажете здесь под присягой.
– Это уж вы сами решите, – с жаром ответил прибывший, покраснев. – Впрочем, у меня имеется дубликат материала, что отдан в газету, – я его скопировал. История эта будет опубликована не в разделе новостей, а в литературном отделе – уж слишком невероятной ее сочли. Но она – я настаиваю на ее верности и могу поклясться – часть моих показаний.
– Но вы только что сами признались, что история слишком невероятна.
– Возможно, мои слова мало для вас значат, сэр, но клянусь, они – чистейшая правда!
Судя по всему, негодование молодого человека не произвело особого впечатления на должностное лицо. Некоторое время коронер молчал, задумчиво глядя в пол. Люди, сидевшие у стены хижины, вполголоса переговаривались, почти не отводя взглядов от лица трупа. Но вот коронер поднял глаза и произнес:
– Продолжим дознание.
Все сняли шляпы. Свидетеля привели к присяге.
– Ваше имя? – таков был первый вопрос.
– Уильям Харкер.
– Возраст?
– Двадцать семь лет.
– Вы были знакомы с покойным Хью Морганом?
– Да, я его знал.
– Вы находились рядом в момент его смерти?
– Да.
– Как это получилось? Я имею в виду, почему вы оказались рядом?
– Я приехал к нему на охоту. А еще мы собирались сходить на рыбалку. К тому же мне хотелось получше к нему присмотреться: изучить этого человека, понять его странный, уединенный образ жизни. Он мне интересен как типаж, литературный прототип… Знаете, я иногда сочиняю разные истории…
– А я иногда почитываю…
– Благодарю вас…
– Истории вообще… Не ваши.
Присяжные засмеялись. В мрачной обстановке шутки воспринимаются по-особенному. Смех на передовой вспыхивает легко и по любому поводу; острота, брошенная в камере смертников, способна сразить наповал.
– Изложите обстоятельства смерти этого человека, – приказал коронер. – Можете использовать любые заметки и записи – это не возбраняется.
Свидетель понял намек. Он вытащил рукопись из нагрудного кармана, поднес поближе к свече, полистал и, найдя нужный отрывок, начал читать.