Загадочные исчезновения
Шрифт:
Однажды летним вечером к этому дому подъехал экипаж. В нем находилось четверо мужчин. Трое, не мешкая, вышли, и тот, кто правил лошадьми, стал привязывать их к единственному столбу, оставшемуся от того, что некогда было оградой. Четвертый остался сидеть в экипаже.
– Идемте, – произнес, подходя к нему, один из его спутников. – Это и есть то самое место.
Человек, к которому он обратился, не двинулся с места, но отреагировал такими словами.
– О Господи, – сказал он, – это ловушка… И мне кажется, что вы в ней участвуете.
– Вполне возможно, – отвечал другой, тоном слегка презрительным, вызывающе глядя прямо в глаза собеседнику. – Однако не забывайте, что выбор места, с вашего же согласия, был предоставлен противной стороне. Конечно, если вы боитесь привидений, то…
– Я ничего не боюсь, – прервал его другой и, чертыхаясь,
Они догнали остальных у двери, которую уже открыли, хотя и пришлось несколько повозиться из-за ржавого замка и петель. Все вошли. Внутри было темно, но тот, кто отпирал входную дверь, достал свечу и спички. Когда огонь разгорелся, стало видно, что они находятся в коридоре. Тот же человек распахнул дверь, что была справа от них. В тусклом свете свечи их взору открылась большая квадратная комната. Пол ее, словно ковер, укрывал густой слой пыли, и он частично глушил шаги. Углы комнаты были завешены паутиной. Паутина свисала с балок потолка, словно обрывки сгнивших кружев;
она плавно колебалась в такт колебаниям воздуха. Комната была угловой и имела два окна, но сквозь них ничего нельзя было разглядеть – только грубую неровную поверхность досок, которыми они были забиты на расстоянии нескольких сантиметров от поверхности оконных стекол. В комнате не было ни камина, ни мебели – ничего, кроме паутины, пыли и четырех человек, явно лишних здесь.
Довольно странно они смотрелись в желтом неровном свете свечи. Среди них один особенно привлекал внимание – так необычен был его вид, и он был явно сильно взволнован. Это был мужчина средних лет, высокий, крупный, с большой грудной клеткой, широкоплечий. Одного взгляда на его фигуру было достаточно, чтобы заключить, что он обладает недюжинной силой и не преминет при случае ею воспользоваться. Он был гладко выбрит, коротко пострижен, в волосах густо пробивалась седина. У него был низкий лоб, изборожденный морщинами. Над глазами нависали густые черные брови, почти сросшиеся на переносице. Под ними мрачно горели глубоко запавшие глаза неопределенного цвета, слишком маленькие для этого большого человека. В их выражении было что-то отталкивающее, и впечатление это отнюдь не скрашивали жесткий рот и широкая тяжелая нижняя челюсть. Нос, напротив, был вполне обычный – как и большинство человеческих носов, – да от носа ничего особенного и ожидать-то нельзя! Но общее выражение лица было зловещим, и впечатление это усиливалось неестественной его бледностью – оно казалось совершенно бескровным. Внешность остальных была вполне обычной: они принадлежали к тому распространенному типу людей, встретив которых, забываешь, расставшись, тот же час. Все они были моложе упомянутого субъекта, который стоял в стороне от них и, очевидно, не испытывал ни малейшей к ним симпатии: он и его спутники избегали смотреть друг на друга.
– Джентльмены, – произнес тот, что держал в руках ключи и свечу, – я полагаю, все в порядке. Вы готовы, мистер Россер?
Один из молодых людей отделился от группы и поклонился с улыбкой.
– А вы, мистер Гроссмит?
Гигант изобразил на лице гримасу, которую едва ли можно было принять за улыбку, наклонил голову. – Будьте любезны, джентльмены, снять верхнее платье.
Довольно быстро в коридор перекочевали шляпы, сюртуки, за ними жилеты и галстуки. Человек со свечой кивнул головой, четвертый спутник – тот, который уговаривал Гроссмита выйти из экипажа, – достал из кармана пальто пару длинных, смертоносного вида ковбойских ножей и вытащил их из кожаных ножен.
– Они совершенно одинаковы, – произнес он, вручая по ножу каждому из противников: теперь любой – даже совершенно лишенный проницательности – наблюдатель легко мог сделать бесспорный вывод о цели данного мероприятия.
Предстояла дуэль – не на жизнь, а на смерть.
Каждый из ее участников взял нож, внимательно осмотрел его при свете огарка свечи, испробовал надежность лезвия и рукоятки о собственное согнутое колено. После этого секунданты обыскали каждого из них. Причем каждого обыскал секундант противника.
– Если вы ничего не имеете против, мистер Гроссмит, – произнес человек, державший свечу, – соблаговолите встать в тот угол.
И он указал на угол комнаты, наиболее удаленный от двери. Перед тем как Гроссмит переместился в отведенный ему угол, секундант простился с ним. Их рукопожатие едва ли можно было назвать сердечным.
Угол, ближний к двери, занял мистер Россер. Его секундант, посовещавшись
– Джентльмены… – раздался голос в темноте. Странно, но в изменившихся обстоятельствах и он звучал совершенно по-другому – так незнакомо. – Джентльмены, вы не должны двигаться до тех пор, пока не услышите, как захлопнется внешняя дверь.
Послышался звук шагов, закрылась внутренняя дверь… Наконец хлопнула и дверь на улицу – это действие сопровождалось таким ударом, что от него содрогнулось все здание.
Некоторое время спустя припозднившийся путник – мальчишка с одной из окрестных ферм – повстречал экипаж, бешено несущийся ему навстречу в сторону Маршалла. Он сказал, что на переднем сиденье сидело двое, а сзади, выпрямившись во весь рост, стоял третий. Он вцепился руками в плечи седоков. Мальчишке показалось, что они тщетно пытаются освободиться от рук, в них вцепившихся. Этот третий, в отличие от других, был одет во все белое, и в этом мальчишка был уверен, вскочил в экипаж тогда, когда последний проезжал мимо лома с привидениями. Поскольку паренек этот был известен в округе своим опытом в области сверхъестественных явлений, то его слова возымели весомость заключения эксперта. История эта (вкупе с последовавшими на другой день событиями) вскоре появилась на страницах местной газеты «Вперед». В несколько приукрашенном и откомментированном виде, разумеется. Содержалось там и примечание, что упомянутым в ней джентльменам предоставляется право использовать страницы газеты для собственной версии ночного приключения. Никто, однако, привилегией этой воспользоваться не поспешил.
Предыстория, повлекшая упомянутую «дуэль в темноте», была весьма незамысловата. Однажды вечером трое молодых людей – здешних горожан – отдыхали, расположившись в отдаленном углу веранды местной гостиницы. Они курили и оживленно беседовали. О чем? О том, что может возбудить настоящий интерес у трех молодых образованных провинциалов-южан. Их звали господа Кинг. Санчер и Россер.
Неподалеку от них – вполне в пределах слышимости – находился четвертый, но он не принимал участия в разговоре. Они не были с ним знакомы. Они знали только то, что он прибыл вечерним дилижансом и в книге для приезжих записался под именем Роберт Гроссмит. Никто не видел, чтобы он разговаривал с кем-то, кроме портье. Судя по всему, особое пристрастие незнакомец испытывал лишь к собственной компании, или, как выразился репортер все той же местной газеты, был «чрезвычайно привержен дурному обществу». Правда, справедливости ради следует сказать и в защиту незнакомца: едва ли репортер, отличавшийся слишком общительным характером, может объективно судить о человеке, который наделен противоположным свойством. Тем более что незнакомец явно задел его, отказавшись дать интервью.
– Я ненавижу любое уродство в женщине, – сказал Кинг. – И для меня не важно, от природы оно или приобретенное. Более того, я полагаю, что любому физическому недостатку сопутствует, в свою очередь, какой-либо умственный и моральный изъян.
– Из этого следует, – с мрачной серьезностью констатировал Россер, – что некая леди, аморально щеголяющая отсутствием носа, могла бы без труда убедиться, что стать госпожой Кинг бессмысленная для нее затея.
– Конечно, вы можете шутить на эту тему, сколько вам заблагорассудится, – последовал ответ. – Но, если серьезно, однажды я расстался с очаровательной девушкой только потому, что узнал, причем совершенно случайно, что у нее был ампутирован палец. Да, я поступил жестоко, не спорю, но если бы я женился на ней, я был бы и сам несчастлив, и сделал бы несчастной ее.
– Ну что же, – с легкой усмешкой произнес Санчер, – выйдя замуж за джентльмена более либеральных взглядов, она отделалась всего лишь перерезанным горлом.
– Ага! Так вы догадались, кого я имел в виду? Да, позднее она вышла замуж за Ментона. Я не знаю, насколько либерален в своих взглядах на эту проблему был Ментон, но не думаю, что он перерезал ей горло, обнаружив однажды, что его супруга лишена этого чудесного украшения женщины – среднего пальца правой ступни.
– Эй! Посмотрите-ка на того типа, – внезапно понизив голос, произнес Россер. И глазами указал на незнакомца.