Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга
Шрифт:
Незадолго до 20 июля 1944 г. Штауффенберг разработал проект присяги, которую должны были принести все участники заговора. Она гласила: «Мы желаем создания нового строя, который превратит всех немцев в опору государства и гарантирует им право и справедливость. Вместе с тем мы презираем ложь о равенстве и склоняемся перед установленными самой человеческой природой различиями. Мы желаем видеть народ уходящим своими корнями в родную почву, остающимся близким силам природы, находящим счастье и удовлетворение в том, чтобы действовать в присущем ему жизненном кругу, и преодолевающим тёмные инстинкты зависти и недоброжелательства. Мы хотим таких руководителей, которые бы, происходя из всех слоёв народа, уповая на силы небесные, сами показывали
Показания арестованных участников заговора породили у фашистских чиновников юстиции и гестапо впечатление, будто группа, образовавшаяся вокруг Штауффенберга, выступала за «социалистическое» решение. В одном из донесений имперского министра юстиции Тирака Борману о главном судебном процессе против Гёрделера и других от 8 сентября 1944 г. указывалось: «Штауффенберг... говорил о «склеротичном генералитете» и о том, что более молодые офицеры думали по-иному и двигали бы дело вперёд, к социалистической республике»120. В отчёте о допросе впоследствии попавшего в югославский плен члена гестаповской специальной команды «20 июля» оберштурмбанфюрера д-ра Георга Кизеля приведён его отзыв о группе Штауффенберга—Мольтке: «Связь христианства с коммунизмом служила для них важной основой восстановления Германской империи»121.
«Социалистический» образ мыслей Штауффенберга и Мольтке, разумеется, никоим образом не был тождествен научному социализму Маркса и Ленина. Однако у Штауффенберга и Мольтке существовало представление о необходимых глубоких социальных изменениях: земельная реформа, ограничение власти монополий, участие рабочих в управлении экономикой и государством. Они наверняка развили бы и конкретизировали свои представления в ходе борьбы за их осуществление, и это никак нельзя упускать из виду при оценке их значения.
По сообщению Крамарца, Штауффенберг в 1943 г. придерживался в области внешней политики той точки зрения, что надо использовать противоречия между западными державами и Советским Союзом для достижения благоприятного мирного урегулирования. Не исключено, что тогда Штауффенберг думал о такой возможности.
О взглядах, господствовавших в окружении Штауффенберга в последние дни перед покушением, дают некоторое представление и обобщённые в «Донесениях Кальтенбруннера» данные гестаповских допросов. В них говорится о совещании в воскресенье 16 июля 1944 г., в котором приняли участие Клаус и Бертольд фон Штауффенберг, Тротт цу Зольц, фон Хофаккер, Мерц, Ганзен и Фриц фон дер Шуленбург. Об этом совещании сообщается следующее:
«Фон Тротт отстаивал точку зрения, что вражеская сторона будет готова пойти на переговоры, если предпосылкой их послужит полная смена режима. В последовавшей дискуссии высказывалось мнение, что переговоры должны вестись военными с военными, причём не только с врагами на Западе, но и с Советами. Шуленбург-старший и бывший военный атташе в Москве (генерал Кестринг. — К. Ф.) должны были включиться в переговоры в качестве знатоков дела. Что касается переговоров с англо-американской стороной, то их хотел вести Тротт. Кандидатуру более влиятельного германского политика, которого можно было бы использовать в отношении Запада, заговорщикам подыскать не удалось»122. Тем самым было достаточно явно доказано, что Штауффенберг и его друзья в резком противоречии с Гёрделером и Беком выступали за немедленное прекращение войны на всех фронтах. Это, как мы увидим дальше, было подтверждено и с другой стороны.
Приступая к осуществлению покушения на Гитлера, Штауффенберг знал, что оно могло послужить лишь
«В это время у меня были две очень интересные встречи: одна — со знакомым мне подполковником Клямротом, прочитавшим лекцию в Военной академии в Хиршберге; другая — с обер-лейтенантом фон Хефтеном, адъютантом Штауффенберга, на одной вечеринке в Потсдаме. В этих разговорах — независимо один от другого — выявилось единодушие взглядов, которые вполне можно отождествить со взглядами Штауффенберга и его друзей:
1. На основании всего хода изменившейся военной обстановки [заговорщики] стремятся к «полному решению» вопроса об окончании войны, то есть, следовательно, к перемирию на всех фронтах. Всё остальное — например, частичная капитуляция на Западном фронте — подмена реального желательным. Сразу же после свержения Гитлера необходимо направить для переговоров с вражескими сторонами главнокомандующих: на Восточный фронт — маршала Роммеля, на Западный — маршала Клюге.
2. Германии, лежащей в центре Европы, не нужна в будущем никакая альтернативная ориентация в духе «западноевропейской ориентации»; ей требуется германская ориентация, что значит: приносящие пользу отношения со всеми её соседями, а следовательно, и с Советским Союзом.
3. Существует полная ясность, что после смены правительства и заключения перемирия следует считаться с фактом военной капитуляции. Вермахт нужно поэтапно вывести из оккупированных областей на территорию Германии и — за исключением частей безопасности,— к сожалению, распустить. Оккупация Германии странами-победительницами неизбежна.
4. Никакие переговоры с победителями относительно будущих границ Германии невозможны. Шанс на это потерян в результате многочисленных преступлений, совершенных Германией. Причинённый Германией ущерб подлежит возмещению. Со времени Тегеранской конференции надо считать будущей восточной границей Германии линию Одера, а также иметь в виду выплату значительных репараций.
5. Государственный переворот и осадное положение могут быть лишь кратковременными. Имеется точка зрения об образовании пяти партий: рабочей, крестьянской, христианской, либеральной и консервативной. Затем должны последовать выборы. Основным законом будущей германской демократии должна послужить конституция, подобная Веймарской, но без её сшибок. Однако это уже является делом политиков.
6. Заговорщики желали бы позднее создать с чисто оборонительными целями германские вооружённые силы, по возможности в форме кадровой армии, подобной рейхсверу, если державы-победительницы дадут на это своё согласие.
В данной связи совершенно открыто говорилось, что после удавшегося государственного переворота «великогерманские мечты надо преспокойно сдать в архив», всеми средствами в зародыше подавить любые «зачатки нового пересмотра границ или легенды об ударе кинжалом в спину» [22] . Искренним желанием именно Штауффенберга было, чтобы державы-победительницы дали самим немцам возможность устроить Судный день нацистским и военным преступникам. Тем самым мы, немцы, могли бы снять с себя значительную часть своей вины. Само покушение в сравнении с этими задачами — лишь скромное начало»123.
22
После первой мировой войны реакционные и милитаристские круги, извращая факты, создали лживую легенду, будто германская армия не была «побеждена на поле боя», а потерпела поражение в результате «удара кинжалом в спину», нанесенного ей революционным рабочим классом Германии.