Заговор бумаг
Шрифт:
Я вызвал надзирателя и попросил принести бумагу и перо, а потом отправить записку. Я не был уверен, что мне хватит денег, учитывая непомерную дороговизну в тюрьме, но оказалось, что цена не имела значения.
— Я могу продать вам бумагу и перо, — сказал мужчина маленького роста с жирной кожей, пытаясь убрать редкие волосы с глаз, — но отослать ничего не могу.
— Не понимаю, — сказал я, все еще пребывая в оцепенении. — Почему?
— Приказ, — сказал он, будто одно это слово могло все объяснить.
— Чей приказ?
Никогда не слышал, чтобы в тюрьмах не разрешали заключенным отсылать записки.
— Мне не велено говорить, — сказал он стоически. Он начал ковырять что-то у себя на шее.
Думаю, в моем голосе прозвучало искреннее недоумение.
— Это касается всех заключенных?
— Конечно нет, — засмеялся он. — Другие джентльмены вправе посылать столько записок, сколько захотят. Как еще я могу заработать себе на хлеб? Это касается только вас, мистер Уивер. Вамне разрешается посылать записки. Так нам велели.
— Я хочу поговорить с начальником тюрьмы, — сказал я сурово.
— Конечно. — Он продолжал ковырять кожу на шее. — Он будет завтра днем. Не думаю, что вы задержитесь здесь так долго, но если задержитесь — можете поговорить с ним.
Я стал перебирать свои возможности. Можно было сломать этому парню шею — приятный, спору нет, метод получить нужное, но едва ли самый мудрый. Я решил несколько умерить кровожадность.
— Если отошлете мою записку, получите щедрое вознаграждение.
— Меня уже щедро отблагодарили, — улыбнулся он, — чтобы я этого не делал. Так принести вам бумагу и перо?
— Кто заплатил вам, чтобы не отсылать моих записок? — потребовал я.
— Я не могу сказать вам этого, сэр, — пожал он плечами.
Этого и не требовалось, я сам догадался.
— Вы действительно хотите быть связанным с таким человеком, как Уайльд? — спросил я у охранника.
— Видите ли, — улыбнулся он, — занимаясь определенным ремеслом, неизбежно приходится быть связанным с мистером Уайльдом. Вы разве сами не понимаете?
Мне вспомнились слова дяди: «Мистер Мендес говорит, что в определенных ремеслах неизбежно приходится иметь дело с Уайльдом».
— Передавайте привет мистеру Мендесу, — пробормотал я.
Он улыбнулся, обнажив гнилые зубы:
— Вы все понимаете, не так ли? Мне даже жать, что приходится спорить с вами, сэр. Но Уайльд еще умнее, мне кажется.
Я отослал неблагоразумного надзирателя и принялся ходить по камере, не в силах поверить в свое невезение. Меня лишили связи, чтобы я не смог отправить записки, которую я так хотел послать. Если меня лишили возможности связаться с дядей, значит, тот, кто это устроил, сделает все, чтобы я предстал перед судом. Вряд ли этого могла желать «Компания южных морей». Если мне суждено предстать перед судом, я должен опасаться за свою жизнь, так как «Компании южных морей» было что терять в случае судебного разбирательства. С другой стороны, Банк Англии многое бы выиграл, поэтому я предположил, что за моей изоляцией стоит Блотвейт.
Этой ночью я не спал. Но я и не думал о том, что со мной случилось и что я узнал. Я сидел на шатком деревянном стуле и пытался выбросить все это из головы. Но мне не удавалось избавиться от образа хорошенькой Сары Деккер. Если это действительно была Сара Деккер, кто же тогда приходил ко мне днем и что этот визит означал? Как говорил Адельман, я
На следующее утро меня отвели к мировому судье. Я предстал перед судьей Данкомбом в его доме на Грейт-Харт-стрит.
— Я поражен, — сказал он, и было очевидно, что он говорит правду. — Опять мистер Уивер, и опять по делу об убийстве. Знаете, сэр, я должен вас немедленно изолировать, пока вы не истребили все население столицы.
При слове «убийство» у меня перехватило дыхание. Признаюсь, сложившееся положение вызывало у меня ужас, так как не сулило, по меньшей мере, ничего хорошего.
— Должен ли я понимать, что сэр Оуэн скончался, ваша честь?
— Нет, — объяснил Данкомб. — Врач сказал, что раны сэра Оуэна несерьезны и что он полностью поправится. Речь идет о другом человеке, лакее Дадли Роуче. Вот он скончался. Скажите мне, мистер Уивер, вас обрадовало или разочаровало известие о том, что сэр Оуэн вскоре поправится?
— Признаюсь, я испытываю смешанные чувства, — смело сказал я, — но, пожалуй, я скорее рад, что он жив, так как это дает возможность заставить его признаться в совершенных им преступлениях. Надеюсь, его будут охранять, чтобы он не сбежал.
— Мы здесь для того, чтобы обсуждать ваши преступления, — презрительно сказал мировой судья, — а не преступления баронета.
Я держался прямо и говорил уверенно.
— Я уверен, свидетели происшедшего скажут, что сэр Оуэн стрелял в меня и напал на меня первым. Это он застрелил лакея, который пал невинной жертвой его безумства. Я лишь защищался и хотел задержать человека, чьи преступления ужасны. То, что он пострадал, чистая случайность.
— Судя по тому, что мне известно от констеблей, — сказал судья, — это не так. Похоже, это вы напали на сэра Оуэна, и, если он яростно защищался, его можно понять. Коли вы угрожали ему, а он был вынужден защищаться, в убийстве человека повинны вы, а не сэр Оуэн. Вы разве не согласны с этим?
Я был категорически не согласен, о чем и сказал ему. Данкомб задал мне бесчисленное множество вопросов о происшедшем, и я ответил на них, как мог, не упоминая фальшивых акций «Компании южных морей». Я лишь сказал, что мне стало известно о нескольких преступлениях, совершенных Мартином Рочестером, и что сэр Оуэн был этим Мартином Рочестером. Так же как тогда, в театре, это известие вызвало немалое удивление. Данкомб изумленно уставился на меня, а люди в помещении суда стали громко перешептываться. Наконец судья ударил своим молотком и восстановил подобающий порядок.
— Если вы знали, что это именно тот человек, о которым вы говорите, — спросил он меня, — почему вы не получили ордера на его арест?
Этот вопрос меня удивил, и я не мог ничего ответить. Я опасался, что Данкомб может принять мое замешательство как знак того, что уличил меня во лжи.
Мне казалось, что допрос длился несколько часов, хотя на самом деле это было, наверное, не так. Затем Данкомб приступил к опросу свидетелей. Я бы никогда не пожелал моему читателю испытать то, что испытал я, слушая бесконечные подробности моей стычки с сэром Оуэном. Достаточно сказать, что более дюжины человек выступило в качестве свидетелей и никто из них не высказался в мою защиту.