Заговор бумаг
Шрифт:
После ужина, как того требуют английские традиции, мы, четверо джентльменов, удалились в отдельную комнату с бутылкой вина. Адельман несколько раз предпринял попытку обсудить с моим дядей деловые вопросы, но тот ясно дал понять, что не будет говорить на подобные темы во время шабата. Сарменто вновь повернул разговор па слухи о новом восстании якобитов. Тема последователей свергнутого короля интересовала дядю, и ему было что сказать об этом. Я внимательно слушал, но, к своему стыду, не был в курсе политических событий, и многие вещи в беседе были мне непонятны.
Адельман,
— А вы что скажете, сударь? — обратился ко мне Сарменто. — У вас есть мнение об этих якобитах?
— Я так далек от политики, — сказал я, смотря ему прямо в глаза.
Я был уверен, он задал этот вопрос не чтобы узнать о моих политических взглядах, а посмотреть, как я отреагирую на его дерзость.
— Но вы ведь не станете умалять достоинство короля? — не отставал Сарменто.
Я не понимал, куда он клонит, но в эпоху, когда короне угрожал мятеж, такой разговор не был пустой болтовней. Публичное признание в симпатиях к якобитам могло погубить репутацию и, возможно, даже привести к аресту.
— Вы полагаете, любой, кто не является активным сторонником, умаляет достоинство? — осторожно спросил я.
— Нет сомнения, — поспешно пришел мне на выручку дядя, — что мой племянник поднял не один бокал за здоровье короля.
— Это правда, — согласился я, — хотя признаюсь, что, когда пью за здоровье короля, я чаще это делаю ради самого процесса, чем ради короля.
Дядя и Адельман вежливо засмеялись, и я надеялся, что моя острота умерит пыл Сарменто, но ошибался. Он просто взялся за новую тему.
— Скажите, сударь, — начал он, когда смех утих, — кто вам нравится — банк или компания?
Я не понял вопроса и догадался, что на то и было рассчитано. Тема финансового соперничества меня интересовала, поскольку я знал, что Бальфур-старший делал инвестиции, исходя из своего понимания этого соперничества, но я так плохо представлял, в чем именно заключается антагонизм между этими двумя компаниями, что затруднялся ответить. Если бы я сделал вид, что разбираюсь в вопросе, выглядел бы дураком, поэтому я просто сказал:
— За что они мне должны нравиться?
— Как по-вашему, кто должен обслуживать казначейство — Банк Англии или «Компания южных морей»? — медленно произнес он, тщательно выговаривая слова, словно объяснял что-то слуге-недоумку.
Я улыбнулся ему своей самой очаровательной улыбкой:
— Я не предполагал, что надо обязательно вставать на чью-либо сторону.
— Полагаю, всем это не обязательно. Только людям со средствами и предпринимателям.
— Вы полагаете, им это обязательно? — спросил дядя. — Разве не может предприниматель просто наблюдать за этим соперничеством, не вставая ни на чью сторону?
— Но вы ведь встали на определенную сторону, сударь, не так ли? — (Этот вопрос, заданный клерком его
— Мистер Сарменто, вы прекрасно знаете, что я не желаю обсуждать подобные вопросы во время шабата.
Тот поклонился:
— Вы абсолютно правы, сударь. — Он снова повернулся ко мне. — На вас, сэр, полагаю, такие ограничения не распространяются. И поскольку у каждого человека с достатком и у каждого предпринимателя должно быть мнение, могу я предположить, что оно есть и у вас, только вы не решаетесь его высказать?
— Скажите, сударь, на чьей вы стороне, и, возможно, это послужит мне моделью для подражания.
Сарменто улыбнулся, но улыбка была предназначена не мне. Он посмотрел на мистера Адельмана:
— Ну что ж, мне нравится «Компания южных морей», сэр. Поскольку она находится в таких надежных руках.
Адельман поклонился:
— Вам хорошо известно, что мы, евреи, не вправе делать инвестиции в акционерные компании. Ваши высказывания мне льстят, но, боюсь, могут причинить вред моей репутации.
— Я лишь повторяю то, о чем говорят в любой кофейне. И никто не осуждает вас за то, что вы проявляете интерес к этим вопросам. Вы патриот, сэр, патриот высочайшего порядка. — Сарменто продолжал свою речь тусклым голосом, который плохо вязался со страстностью его слов. — Пока финансы нации защищают такие люди, как директора «Компании южных морей», нам не стоит бояться восстаний и мятежей.
Адельман явно не знал, что сказать, и просто снова поклонился, поэтому мой дядя взял инициативу на себя, явно надеясь увести разговор от вопросов бизнеса, и объявил, что уже второй раз, причем едва ли не второй год подряд, церковные старосты прихода избрали его на должность попечителя по призрению бедных. Это объявление вызвало веселый смех у Адельмана и Сарменто, причины которого я не понял.
— Почему они избрали тебя на эту должность, дядя? Разве это не предполагает посещение службы каждое воскресенье?
Все трое засмеялись, но только Сарменто смеялся от души над моим невежеством.
— Ты прав, — сказал мой дядя. — Это предполагает посещение церкви в воскресный день, а также христианскую присягу на христианской Библии. Они назначают меня на должность не потому, что хотят, дабы я исполнял эти обязанности. Они избрали меня, поскольку знают, что я откажусь.
— Признаюсь, я ничего не понимаю.
— Это способ получить деньги, — объяснил Адельман. — Ваш дядя не может выполнять обязанности, которыми они его удостоили, поэтому должен заплатить штраф в размере пяти фунтов за отказ от должности. Приходские старосты часто назначают евреев на разные должности, даже бедных евреев. Они знают, что община всегда соберет деньги, чтобы заплатить штраф. Таким способом они получают немалый доход.