Заговор бумаг
Шрифт:
В отличие от многих евреев, поселившихся в Дьюкс-Плейс, а затем, когда разбогатели, переехавших в более модные районы в западной части, мой дядя предпочел остаться, чтобы разделить участь с менее обеспеченными представителями своего народа. Это правда, что восточные районы не самые приятные, так как сюда ветром приносит запахи всех городских нечистот. Но, несмотря на вонь и нищету и изолированность Дьюкс-Плейс, мой дядя не помышлял о переезде.
— Я португальский еврей, родившийся в Амстердаме и переселившийся в Лондон, — говорил мне дядя Мигель, когда я был мальчиком. — У меня нет никакого желания переселяться снова.
Подходя
Даже постучав в дверь, я не оставлял намерения бежать, отказаться от своих планов, расследования, мистера Бальфура и мысли о том, что мой отец был убит. Я почти сказал вслух: «Пусть он останется умершим». Но, несмотря на желание сбежать, я остался.
Дверь мне отворил Исаак, маленький скупой горбун, служивший у дяди со времен моего детства. Ему было не меньше шестидесяти, но он оставался вполне в добром здравии и в хорошем расположении духа, насколько это было возможно.
— Если бы вы пришли несколькими минутами позже, — сказал он вместо приветствия, как будто с нашей последней встречи не минуло десять лет, — мистеру Лиенцо пришлось бы открывать дверь самому.
Исаак всегда был особо религиозным и, как того треобет иудейский закон, отказывался работать по субботам. Поскольку мой дядя тоже отказывался работать по субботам, он не мог запретить слуге соблюдать закон.
Дом пробудил во мне лавину воспоминаний, так как я провел здесь бесчисленные часы, будучи ребенком. Все здесь оставалось так, как я помнил с детства: синий с красным персидский ковер, резная лестница, суровые лица бабушки и дедушки на портретах, висевших на стене. Но еще больше напоминали шабат моего детства запахи — аромат тушеного мяса и отварного изюма, сладкий запах корицы и имбиря.
В гостиной меня встретил дядя. Он сидел один и читал газету. Это было издание, специализировавшееся на вопросах акций и государственных ценных бумаг. Когда я вошел, он отложил ее.
— Бенджамин, — сказал он, поднимаясь с кресла, — я так рад, что ты пришел. Да, прекрасно, что ты пришел.
— Ты заманил меня, дядя, — с укоризной произнес я. — Ты не сказал, что пригласил меня на праздничный ужин шабата.
— Заманил? — улыбнулся он. — Я скрыл от тебя, какой сегодня день недели? Ты приписываешь мне большую хитрость, чем у меня есть. Не спорю, хорошо бы, если бы я был так умен, как ты думаешь.
Я хотел возразить, но тут вошла моя тетушка в сопровождении красивой женщины, на вид лет двадцати двух. Тетя София была привлекательной почтенной женщиной, слегка склонной к полноте и немного странной. Круг ее общения ограничивался исключительно
Она обняла меня и стала задавать вопросы на ломаном английском, на которые я отвечал на таком же ломаном португальском. Я изумился тому, насколько рад ее видеть. У нее была добрая душа, и в ее глазах не было осуждения, а лишь радость, что я пришел в ее дом. Она мало изменилась и была такой, какой я ее помнил.
— А это, — наконец промолвил мой дядя, обнимая красивую женщину, — твоя кузина Мириам.
Слово «кузина» было не совсем точным, поскольку Мириам была вдовой моего покойного двоюродного брата Аарона. Я практически ничего не знал об их браке, так как Аарон женился на ней, вернувшись из своего первого путешествия в Левант, когда я уже ушел из дому. Но Лондон не такой большой город, чтобы слухи не доходили. Мой дядя был ее опекуном, поскольку ее собственные родители умерли, когда ей было пятнадцать, оставив приличное состояние. Она вышла замуж за Аарона в семнадцать и осталась вдовой в девятнадцать. В расцвете лет и, очевидно, при деньгах она оставалась под крышей свекра.
УМириам был типичный для евреев оливковый цвет лица, черные волосы, которые спадали кудрями, как у модных лондонских дам, и ярко-зеленые глаза. Ее платье цвета морской волны с желтыми нижними юбками тоже говорило о неравнодушии к столичной моде. Я не мог не подумать, что эта красивая женщина, имеющая достаточные собственные средства, находится в доме моего дяди как в ловушке и ждет избавителя. Состоянием я похвастать не мог, но подумал, что ее денег хватило бы на нас двоих, и чуть не рассмеялся при мысли о том, что, будучи евреем, собрался играть роль Лоренцо по отношению к Джессике [1] .
1
Персонажи драмы У. Шекспира «Венецианский купец» (1600).
Я отвесил низкий поклон.
— Кузина, — сказал я, чувствуя себя красноречивым и модным. Я был своенравным кузеном, вернувшимся в лоно семьи, и надеялся, что она сочтет меня интересным.
— Премного о вас наслышана, сударь, — сказала она с улыбкой, открывшей белые здоровые зубы.
— Вы делаете мне честь, сударыня.
— Мы в Англии, а не во Франции, Бенджамин, — сказал мой дядя. — Можно обойтись без формальностей.
У меня не было остроумного ответа, но этого никто не заметил, так как в этот момент постучали в дверь.
— Солнце зашло уже слишком давно, — сказал дядя, — чтобы Исаак открыл дверь.
Они с тетей поспешили встретить гостей.
— Разве кто-то еще должен прийти? — спросил я у Мириам, довольный, что выдалась возможность продолжить беседу.
— Да, — сказала она, нахмурив брови, что я поначалу принял на свой счет. Она обошла диван, на котором я сидел, и грациозно опустилась в мягкое кресло, стоявшее напротив. — Вы знакомы с Натаном Адельманом?