Заговор Елизаветы против ее сестры Марии Тюдор
Шрифт:
Когда сэр Джон видел принцессу в последний раз, она была худощавым неказистым подростком; теперь её формы несколько округлились, но Елизавета была по-прежнему угловата. Ее лицо покрывал толстый слой пудры и румян (чтобы скрыть бледность, которая, видимо, с годами не уменьшилась, – решил сэр Джон). Ранее густые волосы поредели (ещё два-три года, и ей придётся носить парик, – с сожалением подумал он).
С некоторым удивлением сэр Джон посмотрел на аляповатый наряд принцессы: очень широкая, по нынешней моде, юбка ярко-бордового цвета плохо сочеталась с красно-коричневым корсетом и тёмно-вишнёвым плащом с большим меховым капюшоном – и уж совсем
– Ваше высочество, – склонился перед ней сэр Джон, – я прибыл, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение и возобновить, если вы того пожелаете, наше знакомство. Когда-то я имел честь быть представленным вам, меня зовут…
– Сэр Джон, – тут же вспомнила его Елизавета. – Как же, мы с вами провели немало весёлых часов! Вы всё ещё играете в мяч? – спросила принцесса.
– Куда мне, ваше высочество, я ведь уже старик, – ответил со вздохом сэр Джон. – Время бежит быстро, и его нельзя остановить. Зато вам оно пошло на пользу: вы так похорошели за эти годы. Я думаю, лучшие женихи из королевских домов Европы мечтают о том, чтобы пойти с вами под венец.
– Я не собираюсь замуж, милорд, – засмеялась Елизавета. – Пример моей матери не внушает оптимизма насчёт брачных отношений. И не надо мне льстить: как мне помнится, вы всегда отличались тем, что говорили правду, даже если она звучала цинично. Оставайтесь верны себе, сэр Джон, в этом ваше преимущество.
– Как прикажете, миледи. Приятно видеть, что и ваш характер не изменился, – он почтительно поцеловал ей руку.
– Я рада, что вы опять при моем дворе, – сказала Елизавета. – Надеюсь, ваши неприятности закончились?
– Неприятности? Пожалуй, их не было, миледи, – возразил сэр Джон. – Разве можно назвать неприятностью безбедное житье на лоне природы? Я был всеми забыт, а значит, меня никто не тревожил. Древние философы посчитали бы это счастьем.
– Зачем же, в таком случае, вы возвратились в шумную и беспокойную столицу? Неужели суета Лондона привлекает вас? – спросила Елизавета, поддерживая шуточный тон беседы, но её глаза остро впились в сэра Джона.
– Право, не знаю, – пожал он плечами. – Наверное, человек такое существо, которое не может жить в покое. Зачем он оставляет тихий берег и устремляется в бурное море? Ладно, если его манит прибыль, но когда её нет? Почему нас привлекают опасные путешествия и сладостно волнует смертельный риск? Я не знаю… Такими нас, видно, создал Бог.
– Опасные приключения? При моём дворе? Вы снова мне льстите, милорд, – улыбнулась Елизавета. – Это самое спокойное место во всей Англии, – тихий берег, как вы говорите. Если вы ищите приключений, вы ошиблись адресом.
– Я выражаюсь фигурально, миледи. Впрочем, мы говорили о шумной и непредсказуемой лондонской жизни. Я вернулся в Лондон, однако знакомых у меня в столице осталось мало, а при дворе её величества королевы Марии их вообще нет. Куда же мне было податься, как не к вам? Примите старика по нашему давнему знакомству и по своей безмерной доброте, ваше высочество, – склонился сэр Джон перед Елизаветой. – Её величество королева Мария не возражает против этого, – прибавил он, распрямившись.
– Вы видели королеву? – Елизавета бросила на него всё тот же острый взгляд.
– Нет, миледи. Кто я, чтобы удостоится аудиенции её величества? За меня попросили мои приятели, которых мне удалось разыскать и которые очень уважают вас, – сэр Джон с расстановкой проговорил последнюю фразу.
Елизавета искоса глянула на свою свиту.
– Конечно, я приму вас, милорд. Воля королевы – закон для всех её подданных. К тому же, мне самой приятно видеть вас. Можете бывать у меня запросто, на правах старого друга, – сказала Елизавета. – Но пусть вас не обманывают его седины, – обратилась она к своим придворным. – Сэр Джон – известный обольститель. Бойтесь его, дамы… Надеюсь, вы не будете злоупотреблять моим доверием, – повернулась Елизавета к сэру Джону. – Я стараюсь поддерживать при своём дворе высокую нравственность.
– Я это заметил, ваше высочество, – с полной серьёзностью произнёс сэр Джон.
Елизавета усмехнулась.
– Я рада, что вы не изменились, – повторила она. – Пойдёмте с нами в сад. Заезжие лицедеи обещают показать нам пантомиму. Посмотрим вместе.
Принцесса Елизавета любила театральные представления, поэтому в её саду была оборудована постоянная площадка для них. Деревянные, крашенные под мрамор колонны стояли полукругом на широкой лужайке; перед ними был сооружён дощатый настил для сцены и насыпаны три земляных вала, один над другим, наподобие скамей в амфитеатре. Во время представлений около колонн устанавливали декорации, за которыми актёры переодевались и ждали своего выхода; придворные усаживались на устланные коврами земляные скамьи, для принцессы ставили кресло. Со всех сторон площадку окружали высокие заросли можжевельника, создавая плотную зелёную стену; вечером зажигали факелы, в их мерцающем свете игра актёров делалась особенно выразительной.
В дождливую и холодную погоду представления не устраивались. Сейчас как раз собирался дождь, небо вдруг заволокли тучи, повеяло зябким ветром, – но Елизавета решила не откладывать зрелище: помимо любви к театру, причиной этого было желание поговорить с сэром Джоном.
– Нет, не сюда, – сказала она слугам, которые хотели поставить её кресло спереди, – поставьте сзади, наверху. И рядом кресло для сэра Джона, – я так давно его не видела, что мне хочется с ним поболтать.
– А мы не промокнем? – сэр Джон взглянул на небо. – В моём возрасте самое опасное – это простуда; остальное всё неважно. Что за погода, – когда я ехал к вам, солнце светило, как летом, ничто не предвещало дождя!
– Что толку сетовать на то, что мы не можем изменить? – заметила Елизавета. – Я прикажу подать вам горячий грог – пейте, сколько хотите. А сверху мы накинем толстенную дерюгу, получится что-то вроде шатра. Помните, как однажды вас нашли в таком шатре с одной из моих фрейлин? Её звали Рэчел.
– У вас поразительная память, ваше высочество, – закашлялся сэр Джон. – Кстати, а Рэчел всё ещё при вас?
– Нет, милорд. Всех моих старых друзей удалили от меня. Я окружена теми, кто угоден моей сестре-королеве, а точнее говоря, сэру Стивену. Но не будем об этом… Эй, скажите актёрам, чтобы они начинали! – крикнула она. – Мы не лягушки, чтобы дожидаться хорошего дождя!
Забили барабаны, тонко пискнула свирель. Из-за декораций с нарисованными на них египетскими пирамидами и верблюдами выскочил актёр, одетый шутом. Кувыркаясь, он колесом прошёлся по сцене, совершил головокружительный прыжок и встал, как вкопанный, перед зрителями. Барабаны замолчали.
– Смотрите прекраснейшую пантомиму! Исключительно для вашего удовольствия и чтобы порадовать её высочество! – закричал шут, кривляясь и гримасничая. – «Антоний и Клеопатра» – древняя история любви! Лучшее исполнение, какого вы не увидите даже при дворе короля Франции!