Заговор генералов
Шрифт:
Александровский мост на противоположной стороне Невы вливался в Литейный проспект. Адрес Антон знал. Выборгская сторона, что осталась позади, была будто одета в рабочую блузу - серая, дымная. Здесь, за мостом, стены дворцовых зданий расцвечены щитами реклам. Оказывается, все так же пел Шаляпин, Сегодня вечером - в "Фаусте". Тут же рядом на листе буквами в вершок: "Заем Свободы. Облигации сего займа выпускаются на 54 года и погашаются по нарицательной цене в течение 49 лет, тиражами, производимыми один раз в год, в декабре, начиная с 1922 года..." Тут же давалось изображение
Какой-никакой, а отзвук войны. Да только если от каждого ружейного ложа перепадет в карман Родзянке по рублику, Ипполитову - по копейке с патрона, а уж Лессперу - не меньше чем по трояку со снаряда, сколько же это останется для "защиты свободы"?.. И какими купюрами выкладывать? Недавно вошли в оборот новые денежные знаки, выпущеные Временным правительством. На плохой бумаге, жалкие на вид. Их сразу окрестили керенками. Ходили они наравне с Романовнами, царскими красненькими и синенькими, но принимали их в уплату с меньшей охотой.
На тротуарах - полным-полно народа. Какой нынче день? Вроде бы суббота, рабочий. Правда, в толпе больше серо-зеленого цвета. На рукавах гимнастерок и френчей все те же черепа и кости или черно-красные нашивки "штурмовых батальонов", "батальонов тыла" и прочих формирований Временного правительства.
По мостовой под медь оркестра маршировала воинская часть. Антон не обратил бы на нее внимания, если бы праздношатающиеся не поспешили к кромке тротуара. Впереди колонны плыло необычное, из золотой парчи, с черпым крестом посредине, знамя. Путко протиснулся. Ба, женщины! В гимнастерках с погонами, в шароварах. Икристые ноги оплетены обмотками, лямками и ремнями стиснуты груди. За спинами вразнобой колыхаются трехлинейки с примкну-тыми штыками. На парче вышито: "1-я женская военная команда смерти Марии Бочкаревой".
Молодые щеголи в полувоенных френчах, стоявшие на тротуаре рядом с Антоном, оглядывали "смертниц", как ощупывали.
Нелепо: женщины - и "команда смерти". Кощунственно...
Табличка справа от двери подъезда: "Союз офицеров армии и флота. Петроградское отделение". Под табличкой приколота картонка: "Кв. 19, 3-й этаж".
Он одернул гимнастерку. Подтянул ремень. Помедлил, собираясь с мыслями. "Фронтовик и кавалер... прикинусь олухом господним..."
Взбежал по лестнице. Дверь в квартиру не затворена. Гул голосов. Коридор - хоть на велосипеде раскатывай. В комнатах стоят, сидят, покуривают офицеры разных чинов и родов войск.
– Разрешите обратиться!
– С фронта? Свеженький? Пожалуйста, сюда, господин поручик, к подполковнику князю Гаджиеву!
Подполковник - молодой, тонколицый, с густыми, сросшимися на переносице бровями, в белой черкеске с серебряными гравированными гозырями - был в кабинете один.
Он вышел из-за стола, заваленного бумагами, взял пакет, прочел вложенный в него лист. "Знал бы ты, кто держал это письмо в руках нынешней ночью..."
– Очень харашо, баевой офицер! Ну, чего скажешь?
– Прибыл. Сказать ничего не могу - прямо с передовой.
Вытянулся:
– Извините! Командующий Шестой отдельной штурмовой полевой!..
– Зачэм?
– оборвал его рапорт подполковник.
– Я уже все прочел. С какого фронта?
– он заглянул в листок.
– А-о, от Владислава Наполеоновича Клембовского?
– Не имею чести знать главнокомандующего Северным фронтом лично!
– А я знаю. Вмэсте вино пили. Хароший человек, но куда глядит? Вот! князь протянул поручику бланк.
– Сегодня получили. Для сведения. Читай.
Антон взял бланк:
"Ставки - Петроград. Военмин, Министру юстиции,
Петроградское отделение Союза, Петроградское агентство.
Главкомитет Союза офицеров протестует против нару-шепия постановления Временного правительства и бездействия власти, двоеточие. Издаваемая районе XII армии газета "Окопная правда" переменила свое название на "Окопный набат" и продолжает выходить в том же большевистском духе и по прежней программе. Точка. Ставка. Главкомитет".
– Не могу знать!
– отдал он бланк.
– Аткуда тебе знать? Контрразведка должна знать. Подполковник разглядывал его, а он - подполковника.
Красив. Оливковое, со смуглым румянцем, тщательно выбритое лицо. Под полоской щегольски подстриженных усов - крепкие зубы. Украшение парадов и балов. Монархист - как пить дать.
– Какое дэло хочзш?
– Не могу знать!
– он изобразил на физиономии недоумение.
– Не знаю целей офицерского союза - ведь я с передовой!
– Введу в курс дэла, - ласково хлопнул его по плечу князь.
И начал "вводить": союз - чисто военная организация, главный ее совет находится в Могилеве, при Ставке. В крупнейших городах открыты отделения. Почетным председателем избран генерал Алексеев, почетные покровители Деникин, Родзяпко, Шульгин и Пуришкевич. Союз поддерживает тесные контакты с другими военными организациями - с "Союзом георгиевских кавалеров", советом "Союза казачьих войск", "Союзом увечных воинов", "Военной лигой", со всеми, кто добивается укрепления обороноспособности армии.
– Прошу прощения, ваше высокобла... извините, господин подполковник...
– вставил, совершенно освоившись с ролью, Антон.
– Можешь титуловать, как прежде, - покрутил ус Гад-жиев, - у нас можно. И уху приятней.
– Не возьму в толк, как союз добивается укрепления армии.
– А-о! Очень ясно, дарагой. В Ставке был наш первый съезд. Там всё определили. Родзянко выступал: "Прекратить сентиментальничанье, чистоплюйство, разговоры о доверии, кивки и экивоки с солдатами". Золотые слова! Отменить паганый приказ номэр адин. А самое главное - бороться с большевиками и Совдепами, этими Советами собачьих и рачьих депутатов, ха-ха-ха!