Заговор генералов
Шрифт:
Короче, необходимо изобразить на лице достойную мину и дать ей веское обоснование.
Пикантнее выглядели условия сделки. О чем Денис, естественно, умолчать уже не мог. Чуланов клялся всеми святыми, что ни в чем не замешан – ни сном ни духом. Конечно, в те времена, когда он находился на стажировке в Штатах, политическая погода в отношениях между СССР и США менялась постоянно, и американцы, разумеется, предпринимали некоторые попытки вербовки неустойчивых идеологически молодых людей. Возможно, одну-две попытки предприняли специальные службы и в отношении Чуланова. Чем он был лучше других? Но, натолкнувшись на решительный отказ в сотрудничестве, а также угрозу предать гласности наглые провокации, его оставили в покое. И естественно, что о каждой подобной акции он немедленно ставил в известность представителей советского посольства. О чем, вероятно, в архивах имеются соответствующие материалы. Вот на них просил обратить особое внимание Геннадий Алексеевич.
Он конечно же не мог предложить частному детективу, каковым в данном случае являлся Денис Грязнов, влезть в архивы Центрального разведывательного управления Штатов и, основательно в них покопавшись, отыскать досье на него. Хотя в подтексте именно такая мысль и сквозила. Зато он мог предъявить несколько фамилий видных ныне политиков и деятелей науки, среди которых имелась даже парочка нобелевских лауреатов. Эти люди могли дать исчерпывающую информацию о том, чем активно занимался стажер в Америке, как себя вел, с кем встречался и так далее. Такие сведения, полученные официальным путем, могли бы значительно укрепить пошатнувшийся было имидж регента государства Российского.
Но поскольку эта конкретная миссия имела, некоторым образом, частный характер, Геннадий Алексеевич посчитал необходимым внести в это дело личное финансовое обеспечение. Он сказал, что на всякий непредвиденный случай, ведь в последние годы судьба не раз забрасывала его в Штаты, в одном из американских банков у него имеется счет, куда поступают гонорары за чтение лекций, издание печатных трудов и так далее. В этом нет ничего зазорного, такие счета есть у многих, выезжающих в командировки в страны Европы и Америки. Деньги там, вероятно, небольшие, но их должно вполне хватить на непредвиденные расходы. После такой преамбулы Геннадий Алексеевич вручил своему молодому посланнику кредитную карточку и сказал, что тот может пользоваться ею по своему усмотрению. В разумных пределах, разумеется.
– Без последней фразы, – даже крякнул Турецкий, – я б ему все простил. Даже многолетний шпионаж в пользу Латвийской Советской Социалистической Республики! Зачем он не остановился вовремя?
Денис предъявил карточку, которую тут же они все внимательно рассмотрели.
Вот таким образом для Турецкого наконец прояснилась суть миссии Дениса. О своей он еще не думал всерьез. Нет, думал, конечно, но не так, чтобы прямо уж с ходу принимать ответственные решения. Идеи бродили, но оформиться они могли после разговора с Питером Реддвеем, свидание которому он назначил во франкфуртском аэропорту, пока самолет будут заправлять перед ответственным броском через океан, и для которого был приготовлен скромненький российский сюрприз, составленный из милых желудку старого Пита пищевых продуктов. В упакованном виде сюрприз размещался в перевязанной бечевкой коробке из-под обуви с содранной рекламой Ле-Монти. Другой тары у Турецкого просто не нашлось. Ничего, решил он, важна не форма, а запихнутое в нее содержание. Да и старина Пит не эстет, а обжора…
Собственно, по этой причине Александр Борисович и не смог ничего толком ответить Меркулову на его безмолвные вопросы.
– Поглядим на месте…
Прощаясь, Костя сказал, что надеется на него. Дай-то Бог, чтоб все оказалось липой и очередной провокацией. Но нельзя забывать и того обстоятельства, что в досье у Коновалова, по его же словам, имеется немалый компромат и на других бывших стажеров. И кто может с уверенностью сказать, что он не всплывет неожиданно и не обольет грязью какого-нибудь другого, не менее достойного человека?
Турецкий прищурил глаз и испытующе посмотрел на Меркулова, словно спрашивая: ты серьезно? Костя взглядом ушел от ответа.
– В конце-то концов, тебе что за дело? Ты ж у нас никогда не стажировался в Штатах, а, Костя?
– Не юродствуй! – так и вспыхнул Меркулов. – Что, понимаешь, за манера – оплевывать всех и вся?! Речь, между прочим, идет о судьбах людей! Честных и порядочных людей, которые легко могут стать следующими жертвами этого тотального бандитизма Коновалова и иже с ним!…
– Чтобы оплевать порядочного человека, – возразил Турецкий, – надо очень крепко постараться, Константин Дмитриевич. Но я не понимаю вас. Я получил задание. Я возражал? Нет. Я лечу? У-у-у!… А что мне все это не нравится, так могу я, в конце концов, иметь собственное мнение? Или его разрешено иметь только Коновалову и Меркулову? Черт меня побери! Тьфу-тьфу-тьфу! Перед самолетом не следовало бы.
– Ладно, балагур, – смягчился Костя, – иди, обниму на дорожку. К твоим завтра, наверно, заеду, привет передам, объясню, привезу что-нибудь вкусное – от тебя, босяк.
– Ты всегда был настоящим джентльменом, Костя. И другом. Только найди возможность обязательно встретиться с Генрихом, он мне обещал выдать кое-какой компромат, без которого нам в «ленинку» не пробиться. И если кого сажать, то в первую голову – директора Зверева. Его кадровик должен нам в этом помочь… Вот видишь, никуда нам с тобой от такого понятия, как компромат, не деться. И знаешь почему? Потому что компромат является наиболее надежным регулятором законности.
Костя хотел всплеснуть руками, но из динамиков раздался сочный женский голос:
– Дамы и господа!… Лэдис энд джентлмэн!…
– Увы, Костя, все хорошее когда-нибудь кончается.
– На, – сказал Костя и протянул Денису бутылку коньяка, которую добыл из необъятного кармана своего пальто, – будешь давать ему помаленьку в самолете, иначе он тебе устроит такую жизнь!…
Франкфурт встретил путешественников за океан теплом и солнцем.
– Едрена вошь! – воскликнул Турецкий. – Ничего у нас, в России, нет приличного! Даже погоды…
– Куда мы идем, дядь Саш? – спросил Денис, едва поспевая за стремительно шагающим по пружинящей кишке перехода из самолета в здание аэровокзала Турецким.
– А ты не знаешь?
– Откуда же?
– Да, друг мой, – не оборачиваясь расфилософствовался Александр Борисович, – у молодости есть одно замечательное свойство: забывать. А мы уже лишены этого качества. Чего смотришь? Действительно, что ль, память отбило? – Он легко сбежал по лестнице на первый этаж и вошел в маленькое кафе.
– Вспомнил! – радостно завопил Денис. – Это то самое кафе, где мы с тобой сидели в прошлом году!
– Слава тебе, Господи! Утешил старика.
Из– за второго столика слева от входа поднялся громадный, толстый человек и выразительно щелкнул пальцами. Турецкий направился прямо к нему, держа коробку под мышкой и протягивая обе руки для приветствия.