Заговор генералов
Шрифт:
Минут десять назад, когда полицейский «форд» подкатил к воротам усадьбы Павла Чумакова и громко прокричал сиреной, из дома выскочили несколько человек, а на крыше вспыхнул всамделишний прожектор, который осветил всю проезжую часть дороги перед воротами. Грязнов, закутавшись в плащ, отдал Яковлеву оружие – табельный «макаров», сказав, что пистолет не понадобится, и пошел к калитке. Подошедшему «качку» сообщил, кто он такой, и безапелляционным тоном потребовал немедленной встречи с… Павлом Антоновичем Чумаковым.
Если еще и оставалась какая-то неясность, какое-то сомнение, то оно вмиг исчезло после ответа «качка»:
– Хозяин вам назначал?
– Передай своему хозяину, паренек, – сказал Грязнов, – что возле его дома совсем не случайно оказался начальник МУРа Грязнов, который не привык, чтоб его встречали всякие сявки. Твой хозяин сразу поймет, это я тебе гарантирую. И поторопись, я долго стоять под дождем не собираюсь…
Наглость «качка» смыло мгновенно. Для этого хватило как раз времени добежать туда и обратно. Железная кованая калитка раскрылась как бы сама собою, и «качок» проводил Грязнова в дом, до которого от калитки было никак не меньше метров двухсот, годных, по прикидке Демидыча, для нормальной полосы препятствий в учебном центре КГБ – ФСБ, где он начинал службу, приехав наивным юношей из далекого Архангельска. Правда, позже судьба кидала его, куда хотела, и не всегда он мог противостоять ей. Но однажды она свела его с Грязновым, в ту счастливую пору директором собственного розыскного агентства, и с того дня Владимир Афанасьевич, а в миру – Демидыч, стал его левой рукой. Правой же были двое – племянник Денис и афганец Севка Голованов. И однажды в довольно сложной ситуации, когда Вячеславу Ивановичу пришлось довольно туго, – а он предпочитал по традиции первых советских розыскников сам выходить на преступника, – Демидыч заявил, что царапина на теле шефа будет стоить ровно столько жизней, какова длина той царапины в сантиметрах. И, войдя в контакт, убрал пятерых, еще не зная, что не царапина, а порез от ножа одуревшего от ужаса «мокрушника» уложился ровно в пять сантиметров. Что-то сверхестественное!
А вот теперь Демидыч отправил своего бывшего шефа одного и сильно переживал по этому поводу. Пока Головач, то есть Сева Голованов, травил с новым охранником Костиком, Демидыч продумывал свой ход. Собачки – это, конечно, мелочь, с ними легко справятся ребятки, которые тихо обложили усадьбу по периметру. Но просто рано было шуметь.
Между тем Голованов, продолжая травить всякую ахинею, расположил к себе Костика до такой степени, что тот подошел и даже облокотился на кованую ограду. Тема оказалась и вправду любопытной, Сева интересовался, куда девали ту падлу мента, который сегодня утром отметился в этом районе.
В башке у Костика, и без того не обремененной талантами его российских предшественников, вызрела мысль, что эти лихие парни гонят туфту. Никакие они не менты, а «братва» из соседней «малины». И все эти примочки насчет МУРа, по его грамотному мнению, не больше чем «наезд», с которым хозяин разберется сам. Это – его прямое дело. А со своими делить ему было нечего: служить одному или другому – это непринципиально.
– Собачек-то пожалей, – сказал Сева, – они ж по мокрому нюх потеряют.
– Точно? – усомнился Костик и, обернувшись, приказал застывшему сзади собачнику: -Адувард, твою мать, спрячь кобелей!
А дальнейшие действия были произведены в соответствии с инструкцией конторы по обеспечению безопасности. Даже не охнув, Костик перевалился через невысокую ограду, а через две минуты – по часам – его место занял… Костик. Который расправил плечи и отошел от ограды на почтительное расстояние.
«Качок», раздетый до нижнего белья, лежал на холодном полу микроавтобуса «мерседес». Метаморфоза произошла столь стремительно, что Костик решил, будто «братва» взяла его заложником. Но, знал он, в таких ситуациях ничто жизни не грозит. Паханы разберутся, а легионеры либо вернутся на круги своя, либо станут служить новому боссу. Потому особо и не волновался: судьба, бля, индейка…
– Кореша, – тут же заявил он, – никакой волны. Наше дело правое – мы победим, так?
– Примерно, – успокоил его Голованов. – А теперь ты, падла, мне лично доложишь, куда девался тот ментяра. Вопрос повторить?
– «Братки», – искренне сказал Костик, – бля буду, я к этому делу посторонний.
– Не, ты меня не понял, – посожалел Голованов. – Я тебе про ментяру, за которым неделю хожу, а ты мне, что ты – целка. Так не пойдет, кореш. Щербак, – обернулся он к сидящему в углу микроавтобуса сухощавому, длинному даже в сидячем положении парню, – покажи Костику, что он ошибается.
И пока Коля Щербак лениво поднимался, сутулясь под низкой крышей грязновского «форда», Сева успел объяснить Костику, что Коля и есть тот самый чудила, который в прошлом году выхолостил знаменитого Мишку Слона. И вообще, ему оторвать яйца – плевое дело.
Легенды о гибели авторитетов – это своего рода молитвенники. Не пошли мне, Господи, то, что послал соседу… ну и так далее. Костик знал драматическую историю Слона и не желал ее повторения со своим участием. Он сказал честно:
– «Братки», падлой буду! – подписав себе тем самым смертный приговор от бывших подельников. Но, с другой стороны, это был единственный шанс остаться в живых. И тут интуиция не подвела Костика. – Мы ж можем разобраться, а?
– Не, Костик, ты не понял, – сказал Сева. – Это ты – из «братков», а мы – из Афгана, из Чечни…
– Так вы ж наши! – обрадовался Костик.
– Не, ты снова не улавливаешь. Мы, Костик, сами по себе. И к вашим отношения не имеем. Так зачем, говоришь, к вам ментяра тот приперся?
Трудно возражать, лежа голой задницей на ледяной резине днища. Да к тому же и стимула никакого не маячило. И Костик решил, что не стоит того ментяра, чтоб из-за него рисковать собственными яйцами, к которым определенно уже присматривался этот худой Колян, сумевший выхолостить такого буйвола, как Мишка Слон, – легенда, кто знает…
И Костик рассказал все: как привез, как увез. Он даже готов был немедленно ехать, чтоб показать то место на щербинской свалке, куда они сваливали уже не первый труп. Он был готов на все, лишь бы не повторилась судьба легендарного в свое время Слона.
– Запечатай его, – сказал Сева, и Щербак проделал операцию так быстро, что Костик осознал себя лежащим в багажнике и спеленутым – словно мумия, которую он однажды видел в музее в школьные годы, – лишь после того, как дверца машины громко хлопнула, оставив его в одиночестве. К месту вспомнился анекдот про Кощея Бессмертного, который рассказывал этот педрила Ленечка.
«Выходи, падла! – кричит Илья. – Пасть порву! Выходи, говно, трус, замочу, курва!»
А Кощей из своей пещеры: «Ну и пусть падла, трус, курва! Зато живой!»
Зато живой, подумал Костик…
Горилла Эдик, убравший собачек от дождя и холода, приближался к мрачно застывшему на посту у ворот Костику.
– А где эти? – прохрипел он.
Тот лениво махнул рукой в сторону микроавтобуса, стоящего метрах в десяти от ворот.
– Хозяин сказал, чтоб…
Что сказал хозяин, уже не смог узнать никто, потому что Эдик как-то странно и по-детски удивленно сказал: «Ой!» – и вдруг вытянулся, а потом медленно сложился пополам и улегся на мокрую траву.