Заговор генералов
Шрифт:
– Да, я готов выслушать… – и, прикрыв микрофон ладонью, добавил: – Александр Борисович, попроси принести нам всем чайку. Если желаете, можете курить. Еще раз прошу прощения – срочное известие… Да-да, я вас внимательно слушаю!
Саша поднялся из кресла и, открыв дверь, передал Клавдии просьбу начальства. Вернувшись, достал из кармана пачку «Кэмел» и красивую зажигалку. Повертел ее в руках, будто рассматривая впервые, и доверительно сказал Коновалову, который наклонился к нему, чтобы лучше слышать.
– Представляете, – с улыбкой начал Саша, – иду тут как-то… ну неважно, от кого, и натыкаюсь на толпу этих… хачиков. Они – на меня, а я их взял на арапа: кто такие, говорю, предъявляй
Клавдия внесла чай, розетку с кусками сахара и печенье на тарелочке. Расставила и вышла.
– А вы не курите? – спросил Турецкий, вставляя в рот сигарету.
– Стараюсь воздерживаться.
– И правильно, дольше проживете.
– Все в руках Божьих, – вздохнул Коновалов.
– Эт точно!…
– Извините, господа, – вмешался в содержательный разговор Костя, кладя трубку. – Пейте чай, продолжим. Так вот, насколько я понял из ваших разговоров, Андрей Васильевич, с Александром Борисовичем у вас имеются личные соображения по поводу известных всем нам дел. Мне бы хотелось услышать их краткое изложение, чтобы не играть в испорченный телефон, извини, Александр Борисович.
– Я могу вам повторить, – сказал Коновалов, – буквально то же самое, что говорил сегодня, несколько часов назад, Аркадию Юрьевичу Лямину, провожая его к спасенной дочери. Он, кстати, просил прекратить дело по этому факту. А речь, Константин Дмитриевич, у нас с ним шла об агентуре. О той самой, которую имеет каждая уважающая себя силовая структура. В том числе и Федеральная служба безопасности. И еще о том, что даже вам, Генеральной прокуратуре, бывает не под силу наказать преступника. Не потому, что вы плохие и повязаны коррупцией, а как раз по обратной причине. Это коррупция, которая своими щупальцами охватила практически все государственные структуры, не позволит вам принять желаемые и справедливые решения. В подтверждение я мог бы перечислить вам десятки громких дел, которые вы не смогли передать в суд. Не будем обсуждать причины, мы их все знаем. Что же касается прочих аспектов вашего дела, то, к великому сожалению, покойных уже не вернешь к жизни, а убийц, при острой необходимости, выдают, как правило, свои же. Но – в виде трупов. Тут уж ничего не поделаешь. В каждом доме свои порядки.
– Понимаете, какое дело, Андрей Васильевич, – нахмурился Меркулов, – теоретически мы с вами можем рассуждать о чем угодно, но закон существует де-факто и…
– Извините… господа, – усмехнулся Коновалов. – Ей-богу, не могу до сих пор понять, кому мешало слово «товарищи»… Мне надоели теории, я практик. И исхожу из сугубо практических соображений. В конце концов – кто как может. Именно практика, а не заумные и одновременно довольно подлые теории наших новых умельцев утверждает меня в мысли, что преступность уже вышла на государственные уровни, занимает ведущие позиции во всех областях, и с ней теперь надо не бороться безграмотными дедовскими методами, а умело управлять, отсекая уголовщину и немедленно запуская в дело укрепления страны криминальные деньги. Другого выхода у нас, господа хорошие, уже нет, потому что все остальное – сплошные теории. Я не раз говорил об этом и еще повторю, если надо. Это мое, да и не только мое, убеждение. Подобным образом рассуждают многие ведущие специалисты в этой области. А нравится или не нравится – это вопросы идеологии, которую мы же сами и отринули начисто. Я ведь именно в этом плане и рассуждал, Александр Борисович, верно?
– Пожалуй,
– Так какая же тут крамола? Всенародно объявленные плюрализм и консенсус предполагают, как мне известно, некоторую… непохожесть, точнее, несхожесть мнений, не так?
– Давайте примем сказанное за основу и не станем вдаваться в детали. В конце концов, позиция любого человека, если она не продиктована преступными намерениями, должна заслуживать… если не уважения, то, во всяком случае, понимания. Благодарю вас, Андрей Васильевич. Если позволите, следующий вопрос… Может быть, еще чайку?
– Не откажусь.
Меркулов кивнул Турецкому, и Саша вышел к Клавдии.
– Вопрос такой. В этой газете, – он протянул Коновалову «Вашингтон пост», – опубликована статья с комментариями. Очевидно, вы в курсе, поскольку там упоминается и ваше имя?
– Ах вон в чем дело! – широко улыбнулся Коновалов и обернулся к входящему Турецкому. – Вероятно, и ваша экстренная командировка связана с этой статьей?
– Да, разумеется, – ответил Меркулов за Сашу. – Вот мне и хотелось бы воспользоваться тем обстоятельством, что вы у меня некоторым образом в гостях, и спросить, что здесь правда, а что от лукавого?
– В каком смысле – от лукавого? – слегка нахмурился Коновалов.
– В том, что существует, как вам известно, определенная конъюнктура, политическая борьба, конкуренция в сфере влияния и так далее, что предполагает не всегда самые честные способы борьбы и компрометацию противника. Вы понимаете меня?
– Отлично понимаю. Скажу больше: ни в малейшей степени не испытываю лично к Генке, своему соседу по дому, никаких враждебных чувств. Вы не поверите, но мой оболтус влюблен в Ольгу Чуланову, и я им не препятствую: дело молодое, им жить дальше. Но я категорически против тех экономических, преступных реформ, которые, на беду всему нашему народу, активно проводит Геннадий Алексеевич Чуланов. Пользуясь определенной поддержкой. Вы знаете, о ком я говорю. Кстати, вы с ним виделись, как он себя чувствует? А то в газетах пишут всякую чушь, ни одному слову верить нельзя…
– Как вам сказать… я бы назвал: ниже среднего. Скверно выглядит, но мысли формулирует по-прежнему четко.
– Ну, дай ему Бог здоровья. Я, между прочим, и к нему лично никаких претензий не имею. Это дуракам повсюду и постоянно заговоры мерещатся. Вот они и воздействуют… А что касается статьи, то я действительно в курсе. И это вовсе не тот компромат, о котором, если помните, я говорил в одном из интервью. Да, у меня состоялся разговор с тем цэрэушником, чье имя упоминается в статье. И факты, изложенные в ней, подлинные. Почему, скажете вы, я не говорил об этом раньше? Да потому, что считал: это не на пользу Отечеству. А сейчас, сегодня, думаю наоборот: политика Чуланова несет полнейшее разорение и гибель нашему государству. Извините, господа, но это моя точка зрения, мое глубокое убеждение. И пока мы не обладаем иными фактами, я его менять не собираюсь и от слов своих не отказываюсь. Не думаю, Александр Борисович, что вам удастся опровергнуть мнение опытного сотрудника ЦРУ, хотя… при желании, как говорится… – он недвусмысленно хмыкнул.
– Но в статье упоминается факт, что запись вашей с… господином Тейтом?… Я правильно перевел, Андрей Васильевич? – прервал саркастическое замечание Коновалова Меркулов.
– Нет, его зовут Эрик Твейт. Уверяю вас, вполне достойный уважения человек. Он был у нас, в России, несколько лет назад. Точно уже не могу сказать, не то в мае девяносто четвертого, не то в апреле девяносто пятого. Помню, на переломе весны и лета. Мы с ним встретились, и вот тогда он поведал мне, в частности, и историю вербовки нашего уважаемого Геннадия Алексеевича.