Заговор генералов
Шрифт:
А сам Семен Семенович вместе с Иваном Акимовичем, теперь уже, естественно, заинтересованным результатами своей работы, отправился в святая святых – картотеку уголовного мира, в 1-й спецотдел МВД, где преступник, продемонстрировавший немалое умение, наверняка имел место быть. Как говаривали в старину.
Исходя из возраста этого лже-Гаргулиса – 53-55 лет – искать решили с начала шестидесятых годов, когда преступник начинает свою карьеру, то есть с шестнадцати – восемнадцати лет. И тут Иван Акимович сделал весьма важное предположение. Как он помнил, этот понятой вел себя вежливо и предупредительно, а, по представлениям Воротникова, уголовники должны вести себя нагло и грубо. Затем, если тот
Конечно, глаз у художника был более острый, и поэтому Воротников первым ткнул пальцем в круглолицего юношу, осужденного в шестьдесят втором по статье, предусматривающей наказание за незаконные валютные операции. Сичкин Валентин Федорович, более известный под кличкой Артист, поскольку три года проучился в ГИТИСе, но был отчислен за неуспеваемость.
– Ну вот и началась трудовая биография, – удовлетворенно заметил Моисеев. – Чтоб я так жил, если я не прав.
Семен Семенович оказался прав. Оперативное «дело» этого типа оказалось много богаче, чем они себе даже представляли. Грабеж, разбойное нападение, хулиганская пьяная драка с нанесением тяжких телесных повреждений… А вот и последний приговор суда, датированный восемьдесят седьмым годом, когда злостное хулиганство с применением телесных повреждений обошлось Сичкину «пятериком».
– Давно на воле! – с иронией заметил Моисеев. – Ну а вам как, нравится?
Воротников рассматривал тюремно-лагерные фотографии и мысленно пририсовывал обрюзгшему Сичкину длинные, нечесаные волосы. Нет, думал, есть еще сила в глазу! А ведь мельком видел-то…
– Ну, Иван Акимович, – Моисеев встал и придал своей позе некую торжественность, – позвольте мне от лица, так сказать, службы поблагодарить вас за неоценимую помощь. Правда, раньше мы в подобных случаях… э-э, произносили гораздо меньше слов, поскольку в кабинете криминалистики Мосгорпрокуратуры я имел свой, позволю заметить, шкафчик, куда все эти «важняки», а тогда желторотые стажеры, так и норовили заглянуть ввиду постоянного наличия в нем неких запасов… понимаете меня?
Воротников, склонив голову к плечу, с улыбкой слушал старика.
– А теперь возраст, знаете ли, иные заботы… Однако, если вы не против, я, конечно, мог бы вам предложить… по старой традиции, так сказать.
– Я не против, любезнейший Семен Семенович! – изысканно заметил Воротников. – За хорошее дело…
– Вот именно. – Обрадованный Моисеев достал из пиджака маленькую серебряную фляжку с приклепанной имитацией ордена Красной Звезды, отвинтил крышку, представляющую собой маленькую рюмочку, и налил в нее коньяк. – Прошу, – протянул Воротникову, – за все хорошее. Это подарок сослуживцев, понимающих, что в моем возрасте без лекарства бывает иногда трудно.
Художник взял рюмку, кивнул и выпил. Оценил качество коньяка и вытер губы сложенным белоснежным платком.
Семен Семенович повторил бравый жест коллеги, но вытер усы ладонью…
Грязнов не мог поверить глазам, настолько фотография преступника и его фоторобот были схожи, буквально один к одному. Поэтому догонять сыщиков и заменять фотороботы фотографиями не счел необходимым. Зато распорядился немедленно отправить оперативную группу по адресу Сичкина на улицу Новаторов, в район Ленинского проспекта и улицы Обручева. Володю Яковлева, которого попросил возглавить группу, предупредил, что дело он будет иметь с рецидивистом, обладающим большими способностями по части мимикрии. Артист, одним словом. Дай Бог, чтоб оказался дома. Но если «на работе», следует обеспечить максимум секретности. Впрочем, Яковлева учить было лишнее…
«Неужели сдвинулось?…» – появлялась мысль у Грязнова, и Слава тут же отгонял ее, чтоб не сглазить. Ждал звонка от Турецкого. Александр обещал позвонить сразу, как состоится встреча Меркулова с Коноваловым. Она казалась важной не только потому, что могла расставить некоторые точки над "и", но еще и по той причине, что с отъездом Турецкого в загранкомандировку на неопределенное время вся тяжесть дальнейшего расследования, так или иначе, ложилась на плечи начальника МУРа. Константин Дмитриевич Меркулов никогда не сомневался, что все правоохранительные службы просто обязаны выполнять его личные поручения. И многолетняя практика работы в системе прокуратуры, включая генеральную, не смогла разубедить его в этих заблуждениях.
Но телефон молчал…
Меркулов заканчивал рутинную, совершенно нехарактерную для него, беседу с Коноваловым. В принципе подобные разговоры никаким боком не входили в круг его обязанностей. Но на последнем совещании у генерального прокурора такое поручение было ему дано, а Меркулов, вообще не умеющий, когда надо, постоять за себя, провякал что-то невразумительно-возмущенное и вынужден был замолчать. Генеральный, как видно, хорошо усвоил новую тактику – все без исключения «неудобные» проблемы перекладывать на плечи заместителей, оставив за собой единственную обязанность: время от времени вещать с трибун различного уровня о том, что любые необходимые меры будут приняты в самое ближайшее время, и следствие направит в суд возбужденные год назад… два… три… четыре… дела. Еще немного! Обещания, естественно, не исполнялись, но генеральному эти «пионерские обещания» почему-то постоянно сходили с рук. Кому-то из самых верхних он был удобен, не иначе.
Вот таким образом и была возложена на плечи заместителя генпрокурора по следствию обязанность консультировать кандидатов в губернаторы, знакомя их с азбучными истинами Конституции страны.
Нудным тоном, на который Костя был мастак, он объяснял кандидату в губернаторы Коновалову, что и когда ему можно, а чего нельзя, на какого рода нарушения можно закрыть глаза, а что не простит никакая общественность, и тогда результаты выборов придется отменять. Завершил Костя тоже неожиданно, почти по-райкински:
– Вот так, в общих чертах. Закон и комментарий, где все подробно изложено и растолковано, лежат в этой папке. Вручаю вам ее… А теперь, если не возражаете, перейдем к следующему вопросу. – Он наклонился к переговорному устройству внутренней связи: – Зайди, пожалуйста.
Через минуту открылась дверь и вошел Турецкий.
– Прошу, – показал ему на кресло Меркулов. – Андрей Васильевич, я полагаю, знакомить вас не нужно? Вот и славно, – добавил, не дожидаясь ответа. – Насколько мне стало известно, у вас к Александру Борисовичу были некоторые предложения. Но в связи с неожиданной и срочной загранкомандировкой нашего следователя я бы хотел с вами обоими уточнить кое-какие вопросы. Надеюсь, не возражаете, Александр Борисович? Андрей Васильевич? Прекрасно!
Коновалов привстал и протянул Турецкому руку – рукопожатие его было сильным, мужским. И смотрел он вполне дружелюбно. Наверняка догадывался, что нечто подобное ему здесь обязательно подстроят, и потому надел маску заранее. А может, действительно по-своему честный мужик и ко всей этой грязной истории имеет весьма косвенное отношение… Могли ж попросить помочь, вот он и… помогает, как получается. Зачем ему совмещать губернаторство с уголовщиной, в самом-то деле?…
Зазвонил телефон, и Костя, извинившись, поднял трубку.