Заговор генералов
Шрифт:
Александр видел, что невольно поставил своих коллег не в самые лучшие обстоятельства, но проще теперь, чем потом, когда может быть поздно. И если бы кто-то из них сейчас искренне сказал: «Я сомневаюсь в своих силах» или «Не хотелось бы рисковать, ведь люди все равно погибли и их не вернешь», он бы прекрасно понял говорившего и не обиделся. Но они молчали так красноречиво, что ему стало ясно: все сочли его предупреждение чисто формальным ходом. Чем-то вроде предупреждения судьи: господа, вы обязаны говорить правду, и только правду… Надо подобное говорить – вот он и говорит. Давай, мол, кончай треп и переходи к делу… Да, положение! Вся надежда лишь на то, что преступники не станут размениваться по мелочам, а выберут в качестве главной мишени его, Турецкого. Однако возникает новая дилемма: расследование надо форсировать, но делать это так, чтоб ни одна живая душа о том
– Ну что ж, – тяжело вздохнул, чтобы лишний раз подчеркнуть значительность момента, Александр Борисович, – тогда перейдем к следующему вопросу. Поговорим об условиях нашей дальнейшей работы, о распределении обязанностей и эпизодов и займемся отработкой версий.
Последнее слово у всех без исключения вызвало улыбку.
– А что, Коля, – обратился Турецкий к Саватееву, – Вячеслав Иванович перешел на другую работу? Он не говорил?
– Извините, Александр Борисович, я предупредил секретаря, а вам, видимо, не передали. У Вячеслава Ивановича возникло какое-то важное дело, связанное с нашими, но он обещал обязательно подъехать. Так что может быть с минуты на минуту.
– Будем надеяться, – улыбнулся Турецкий. – Итак, господа, прежде чем перейти к самому интересному, хочу вас категорически предупредить…
Без стука открылась дверь, и вошел Грязнов.
– Надеюсь, я не опоздал к самому интересному? – осведомился он без тени улыбки: слышал последнюю фразу Александра.
– Ты, как всегда, вовремя, – успокоил его Турецкий. – У тебя есть что-нибудь новенькое?
– Не без того. Но это касается конкретно Красницкой и взрыва газа на Таганке. Нащупали один любопытный кончик. Интересно?
– Ну так давай, – пригласил его Турецкий.
Сообщение было кратким, но, как говорится, до изумления необходимым именно сейчас, поскольку у следствия было очень мало концов, за которые можно было бы зацепиться. И лишний раз подчеркнуло то обстоятельство, что в подобных делах, да и вообще в их работе, никогда не надо пренебрегать любыми мелочами.
Оказывается, был в жизни покойной Красницкой эпизод, когда ей пришлось побывать в суде. Рассматривалось гражданское дело о наследстве. Не отца Елены Георгиевны – она была единственной дочерью заместителя министра и соответственно прямой наследницей. Но после смерти ее супруга, Генриха Красницкого, неожиданно объявился наследник. Прожив с мужем более двух десятков лет, Красницкая, глубоко разбиравшаяся в мировой литературе, особенно древней, прочитавшая все, что только возможно, о страстях человеческих, даже и представить себе не могла, что у ее верного, обожаемого супруга она – вторая жена. А с первой он развелся еще в молодости, у них был сын-наследник, о котором ни сном ни духом он и сам не знал. Первая жена порвала с ним еще до рождения ребенка, решительно, раз и навсегда, и сына растила одна. Все шло бы и дальше своим путем, но, когда Генрих умер, о нем, естественно, написали в газетах, опубликовали некрологи и так далее – все, что положено большому специалисту, причисленному к когорте «врачевателей бессмертных». Кстати, а чего их тогда врачевать? Короче, именно в эти дни, узнав из газет, первая жена сообщила наконец сыну, кто его отец. Взрослый сын не желал исповедовать материнские принципы. Раз ты – папаша, изволь отдать причитающуюся по закону часть. Не хочешь – заставим. Вполне современный подход к делу. Не можешь сам, ввиду смерти, разберемся с наследниками. Так и началось. Но дело длилось недолго. У ответчицы Елены Георгиевны оказался очень дельный молодой адвокат, поставивший перед истцом такие вопросы, на которые тот не мог найти вразумительного ответа. Тем более что и мать истца отказалась выступать на стороне сына, видимо уже пожалев о своей откровенности с ним. Да и в завещании покойного прежняя семья не фигурировала. Но ввиду того что «наезд» был вполне ощутим, вдове Красницкого пришлось предпринять ряд защитных мер, как-то: усилить дверь дополнительными замками, но главное – составить опись предметов искусства и иных ценностей, хранившихся в квартире.
– И этот список существует, – простенько так заявил Грязнов.
Правда, чтобы узнать об этом, найти адвоката, пошарить по юрконсультациям, нотариальным конторам, пришлось потратить часть вчерашнего вечера и все сегодняшнее утро. Но взгляд полковника Грязнова выражал другое: учитесь, сукины дети, работать! Что б вы делали, если б не я! И он был прав. Оставалось только взглянуть в этот список и заодно поинтересоваться, где был и чем занимался в тот злополучный день несостоявшийся наследник семьи Красницких.
– Помнишь, Саня, у вас в прокуратуре, короткое, правда, время, работал следователем некто Гордеев? Юрий Петрович его звали. Молодой такой, здоровый парень. Белобрысый. С фигурой борца, так примерно на полутяж. Он несколько лет протрубил и отвалил в адвокатуру, переругался с руководством…
– Помню. Хороший был паренек. Я жалел, что его отпустили. Это мы, Славка, старые волки, уже перестали, вернее, научились не скандалить, не кидать заявлений на стол, когда какой-нибудь хрен сверху дает очередную «указивку»: дело прекратить. А Юра воспылал, пошел доказывать… Ну, его быстренько приземлили. Да характер оказался не тот, просчитались. Решили – одумается, а он – послал всех по адресу. У нас хоть Костя был, мы его слушались, а Юрка – то ли действительно от гордых происходит, то ли по другой причине, но ничьих советов слушать не стал, заявление на стол и – две недели на разгрузку стола и сейфа. Жалко, толковый был парень…
– Ну так вот, этот твой толковый парень и является нашим молодым адвокатом, защитившим честь богатой наследницы. Это, кстати, как он мне сам сказал, было едва ли не первым более-менее крупным его делом. С приличным, я имею в виду, гонораром. А вообще-то, насколько я понял, покойница была человеком с очень непростым характером… Так, все, заканчиваю. Юрий Петрович обещал сегодня же найти и вытащить это дело из архива. Имеется там и подробнейшая опись. Значит, есть теперь, что искать. Во-вторых, я дал указание найти следы наследника. За пять с чем-то лет многое могло измениться: наглец – стать Героем России, а его честная мамаша – бомжихой, тьфу, тьфу, тьфу…
Стимулированное рассказом Грязнова, дальнейшее совещание пошло в быстром и деловом темпе. Распределив основные направления и подлежащие расследованию эпизоды, Турецкий взял на себя «ленинку» и вице-премьера. С последним следовало вести себя предельно тактично, молодежи такое поручать опасно: шитых золотом мундиров не любит, может ненароком все испортить и вместо помощи получить классный отлуп.
Славу он попросил помочь следователю Артюше в раскрутке эпизодов со «стражами порядка», разобраться с гаишниками, потому что в данном вопросе, помимо законного расследования, необходимо присутствие опытного глаза, чем Олег Афанасьевич, даже при самом большом к нему уважении, не обладал. Собственный опыт подсказывал двум старшим руководителям, Грязнову и Турецкому, что оба эти деятеля из патрульно-постовой службы, которые парой проходят по двум делам: убийству рецидивиста Голубева и – свидетелями – по делу Комарова, странным образом завязаны и на событиях в Российской государственной библиотеке. Значит, с ними надо вести себя осторожно и умно. К сожалению, люди из их службы, как показывает практика, ни особой совестливостью, ни иными нравственными качествами не отличаются. И криминала в их «славных» рядах предостаточно. Чистить бы и чистить. Да вот некому…
После совещания Грязнов забрал с собой Саватеева и Артюшу и уехал с ними на Петровку, 38. Там, быстро решив самые необходимые вопросы, остальную рутину переложил на плечи своего заместителя, после чего заперся с оперативником и следователем в своем кабинете и велел не беспокоить.
Артюше пришлось заново, со всеми подробностями вспомнить весь тот злополучный вечер. Рассказывая, Олег больше всего боялся увидеть в глазах слушателей насмешку. Или иронию. Или что-то другое, унижающее его человеческое и профессиональное достоинство. Но встретил обратное. И кстати, совсем не сочувствие. Сидевшие рядом с ним муровцы буквально шаг за шагом анализировали его действия и заставляли Олега взглянуть на себя как бы со стороны.
Возникали совершенно неожиданные вопросы. Например, откуда взяли понятых в метро. Пришлось звонить на службу, разыскивать Сережу Самойленко. Тот вспомнил, что с пожилым, услужливым гражданином было легко: он сам вертелся возле дежурной комнаты и охотно согласился быть понятым, а с женщиной было сложнее, пришлось поупрашивать. Да и кто в конце рабочего дня согласится терять время, когда дома дела ждут… Но они же присутствовали и при допросе свидетеля – художника Воротникова. Видели изображенное им лицо убийцы.