Заговор генералов
Шрифт:
– Прошу, – гостеприимно показал рукой хозяин, – приятно с вами беседовать. Здесь обычно собираются некоторым образом уже знакомые люди, но вам я готов присылать личные приглашения на все наши мероприятия.
– Буду весьма признателен.
Они раскланялись и вместе перешли в банкетный зал. Хозяин к дальнему торцу стола, Турецкий остался у ближнего, у входа. Здесь было не так тесно, к тому же приближался тот самый официант, который уже угостил его коньяком и которому что-то, проходя мимо, сказал Костров.
– Вам понравился этот коньяк, – сказал официант, – и Марк Михайлович просил передать его вам. Прошу, – он открыл бутылку
«На сегодня это уже третий заход, – сказал сам себе Александр. – Если кому-то требуется меня споить, этот „кто-то“ недалек от цели».
– Господа! – громко заявил Костров, обнимая за плечи невысокого чернявого, цыганистого мужика с выпуклыми, похожими на крупные маслины глазами. – Представляю вам моего коллегу из Соединенных Штатов, Джимми Сакко. На этот раз уже в новом качестве. На открытии выставки Джим выступил в роли ее менеджера. Сейчас у него более высокая задача. Впрочем, о ней мой друг скажет сам. Прошу, Джимми.
Сакко вполне сносно говорил по-русски, если бы, конечно, не чудовищный акцент. И очень скоро все присутствующие узнали о готовящейся грандиозной акции с реликвиями дома Романовых. Турецкому показалось немного странным то обстоятельство, что большинство гостей, вероятно, никогда сами не видели этих реликвий, но активно радовались за американскую публику, которой предстояло столь знаменательное по нынешним временам знакомство.
Гости уже чавкали вовсю, но успевали и задавать каверзные вопросы вроде того, что не опасно ли увозить через океан все драгоценности царской семьи? Или: а кем обеспечивается безопасность экспозиции? А какие гарантии имеет Российское государство от американской стороны? В общем, обычный интерес, правда, и не без легких подковырок. Одна понравилась Турецкому. Дама с приятной внешностью, чьи взгляды уже неоднократно ловил на себе Александр, спросила у Кострова, что будет в стране, если Государственная Дума устроит, как уже давно грозилась, импичмент ныне властвующему Президенту, а затем всенародным референдумом будет избран не новый Президент, а царь-батюшка? Как же ему придется восходить на престол без соответствующих регалий: шапки Мономаха, скипетра и прочих необходимых по ритуалу вещей? Ведь, судя по высказыванию господина Сакко, кстати, не потомка ли американского революционера? – выставка рассчитана на два года, не меньше.
Дама победно взглянула в неофициальный президиум фуршета, где стоял и Коновалов, и другие какие-то наверняка важные лица, затем обвела взглядом гостей и снова немного задержалась на Турецком, как бы интересуясь его оценкой ее выступления. Александр поощрительно улыбнулся и показал ей большой палец – так, между прочим, незаметно для других. Она в ответ легонько подмигнула.
Ответы организаторов выставки никого не интересовали. В застолье образовались свои группки, свои интересы к политике, выпивке и закуске. Тем не менее Сакко ответил, коверкая слова: спонсоры данного проекта предусмотрели буквально все возможные ситуации. Коллекция застрахована на баснословную сумму, размер которой в настоящее время просто уточняется. Алмазный фонд, предоставляющий основные экспонаты, получает в порядке компенсации полмиллиона долларов. Вот они, сказал Джим и, достав из кармана пиджака чек, помахал им над головой. Этот чек, заявил он, будет немедленно вручен присутствующему на фуршете представителю Алмазного фонда.
– Господин Корецкий, прошу! –
Турецкому хотелось услышать, скажет ли что-нибудь по этому поводу отставной генерал Коновалов, известный своими непримиримыми, почти националистическими убеждениями. Ведь тут такое деется! Считай, собственными руками отдаем каким-то американским прохвостам корону Российской империи! За что, понимаешь, боролись, а?!
Но генерал любезно улыбался сразу двум симпатичным девицам, наверняка репортершам из какой-нибудь «молодежки», и никоим образом не реагировал на самый натуральный грабеж, совершавшийся посреди бела дня. Ну, если быть до конца справедливым, то не днем, а уже поздним вечером, и не посреди улицы, как обычно это происходит в Москве, а в культурном застолье. Но грабеж – он все равно грабеж, где бы ни происходил…
А дама всерьез, кажется, положила глаз. Она покинула свою компанию и этак ненавязчиво, раздаривая улыбки направо и налево, приближалась к Турецкому. Остановилась рядом, протянула узкую ладонь с разноцветными ногтями – мода теперь, что ль, такая? Турецкий, склонив голову, вежливо пожал ее, взяв за кончики пальцев.
– Вы здесь у нас в первый раз? Раньше я вас не видела. Здравствуйте, можете звать меня Фаиной. Налейте коньяку, а то от этой кислятины скулы сводит.
– А я – Александр Борисович, можно – Саша. – Турецкий наполнил рюмку коньяком и подал ей. – Значит, вы тут работаете?
– Кто вам сказал? – удивилась она, сделав большие глаза.
– Да вы же… «Вы здесь у нас…» Я так понял.
– Ах, нет! – засмеялась она. – У нас – в смысле в салоне. Мы здесь, у Кострова, часто собираемся.
– Художники?
– Совсем не обязательно. Я, например, работаю в Министерстве культуры, в отделе изо. А вы из какой организации?
– А почему вы решили, что я из организации? Может, я сам по себе? Шел по улице да и заглянул на огонек.
– Не-а, – хмыкнула она, – просто так бы не пустили! Это ведь только разговоры: заходи, прохожий, выпей с нами тоже! У Кострова всегда порядок и каждый знает свое место.
– И вы тоже?
– Ишь какой любопытный! Так откуда ж вы, Саша?
– Скажу – не поверите. Я следователь прокуратуры. Представляете?
– А здесь кого считаете преступником? Кого преследуете?
– Пока никого. Только присматриваюсь.
– Но… значит, есть? Как в романе Агаты Кристи.
– А где их нету? Давайте лучше выпьем.
– Ой, как интересно, а я живого следователя в первый раз вижу.
– Счастливая…
– Это почему же? Разве они все такие страшные?
Саша заметил, что делать большие глаза этой Фаине очень нравится, да и сама она такая, что если бы не слишком еще свежие воспоминания…
– Понимаете, – наклоняясь к ней, доверительно зашептал почти на самое ухо Турецкий, – они, может, и не очень страшные, но в самый интимный момент, целуя женщину, вдруг решают вопрос: а не преступница ли она? И не посадить ли ее лучше в тюрьму? Такие вот.
– Боже мой! – Она качала головой, ненароком оглядывая присутствующих, и в глазах ее не было интереса, скорее – какая-то неясная игра. – Знаете, Саша, вы так любопытно рассказываете, что у меня… впрочем, наверняка и у любой женщины, может немедленно возникнуть желание проверить, так ли это на самом деле. Представляете?