Заговор князей
Шрифт:
Смерти, дети, не бойтесь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам Бог пошлёт.
Заговор князей
Посвящается моим друзьям
Владиславу Попову,
Владимиру Кукуне,
а также
Сергею Цецко
и Валерию Романюку («Роме»),
которые всегда в меня верили.
Древний трон находился в руках у Ахмат-хана из Большой орды. Его владения простирались от Волги до Днепра.
Москва перестала платить дань татарам, и Ахмат стал готовить новое наступление, чтобы сокрушить Русь.
Обстановка, казалось бы, благоприятствовала осуществлению его планов.
Против России ополчились все ее соседи.
Король Казимир грозил нанести удар с запада.
Войска ливонского ордена напали на Псков.
В довершение бед в стране началась смута.
Удельные князья Андрей Большой и Борис подняли мятеж…
Пролог,
где описаны события, которые произошли в разных концах земли 8 октября 1479 года в ту минуту, когда дворянин московский Василий Медведев вел под венец дворянку московскую Анну Бартеневу в храме имения Медведевка, что на берегу Угры, на рубеже двух великих княжеств, перед лицом посаженных отцов: со стороны жениха — дворянина московского Федора Картымазова, со стороны невесты — дворянина московского Филиппа Бартенева, а также свидетелей — дворян литовских князя Андрея Святополка-Мирского и Леваша Копыто.
Борис Васильевич, князь Волоцкий принимает своего старшего брата Андрея Васильевича Большого, князя Углицкого.
Еще недавно у великого князя московского Ивана Васильевича четыре младших брата было, да вдруг умер семь лет назад Юрий — а ведь всего на год младше его, и вот теперь только трое остались — Борис да два Андрея — Большой и Молодой. Ну, тот, самый младший — ничего, спокойный, а эти двое — глаз да глаз за ними нужен… Великий князь даже повелел, чтоб не встречались меж собой без его ведома, — а ну заговор какой затеют…
Обед уже подходит к концу, и тут внезапно появляется слегка взволнованный дворецкий князя Бориса и докладывает:
— Посланец от великого князя московского, государь!
Братья, умолкнув, переглядываются.
— О волке речь — а он уж тут! — улыбается Андрей.
— Слушай, может Ивану не стоит знать, что мы встретились, не сообщив ему… — осторожно говорит Борис.
— Ну, вот еще! — вспыхивает Андрей. — Не хватало, чтоб мы при слугах свой страх перед ним показывали!
Андрей горячий и вспыльчивый — не зря еще с детства прилипла к нему кличка — «Горяй».
Дворецкий, оглядываясь и понизив голос, сообщает:
— С ним шестеро вооруженных людей и крытая повозка…
Братья снова переглядываются.
Борис приказывает дворецкому:
— Вели страже запереть ворота и не спускать глаз с московитов, а посланца зови сюда!
Андрей шепчет на ухо своему слуге:
— Ступай во двор да скажи нашим людям, чтоб держали оружие наготове.
— Боюсь, Иван решил окончательно поссорится с нами, — говорит Борис.
— Он хочет нас извести, но мы легко не дадимся! — сквозь зубы отвечает Андрей.
Входит посланец и, низко поклонившись, протягивает верительную грамоту. Борис читает и слегка насмешливо говорит Андрею:
— Наш любезный старший брат и государь великий князь Иван Васильевич посылает ко мне слугу своего Якова Татищева, а что он станет говорить, чтоб я тому верил, ибо то государевы слова.… Ну, что ж, Татищев, говори, мы тебя слушаем.
— Государь наш Иван Васильевич, великий князь московский, владимирский, новгородский…
Пока посланец перечисляет титулы, Борис демонстративно зевает, берет из серебряной вазы большое яблоко, с хрустом надкусывает его, будто удивляется, что оно такое вкусное и жестом предлагает Андрею отведать.
Татищев невозмутимо продолжает:
— … велел говорить так: «Жаловались нам жители Великих Лук и Ржевы на нашего наместника князя Ивана Владимировича Оболенского-Лыко, что он без нашей на то воли стал самолично расправу над ними чинить, многих людей безвинно убил, дома их пожег, а имущество на себя взял. Когда же послали мы за князем, чтоб суд над ним учинить, он изменным обычаем нарушил крестное целование и бежал, укрывшись при дворе брата нашего младшего Бориса, князя Волоцкого. Проведав о том, повелеваем боярскому сыну Якову Татищеву схватить изменника там, где он его найдет, и немедля в Москву доставить, а брата нашего Бориса просим в деле том Татищеву не препятствовать, дабы воля наша государева была надлежаще исполнена».
Князь Борис опускает огрызок яблока в подставленную стольником чашу, вытирает руки углом льняной скатерти, и любезно улыбаясь, говорит:
— Слово государя и брата старшего — закон для нас. Да только, сдается мне, — напутал ты что-то, Яков Татищев. Князь Оболенский-Лыко написал грамоту, в которой снял с себя крестное целование великому князю. Грамоту эту государь получил в свои руки, и мне о том доподлинно ведомо. Испокон веков в земле нашей было у бояр право оставлять службу у одного господина и переходить к другому. Боярин Оболенский-Лыко присягнул служить мне. А великий князь и любимый брат наш хорошо знает и чтит старые обычаи — с особым сарказмом произносит Борис, — так что никак не мог он дать тебе такого наказа. Если у жителей Лук и Ржевы до князя Лыко дело есть — пусть ко мне обращаются — отныне я на него суд да управа. Так и передай государю. Ступай.
Татищев слегка бледнеет.
— Но князь…
— Я сказал — ступай вон! — Обрывает его Борис и тут же мягко добавляет. — Да не забудь передать великому князю мой братский привет и нижайший поклон.
Посланник низко кланяется и выходит, а Борис начинает закипать:
— Нет, ты видал, что делается?! Уже никому нельзя отъехать к нам! Мы ему все смолчали: брат Юрий умер — князю великому все его земли достались — нам ничего из них не дал, нарушая обычай предков, — Новгород Великий с нами взял — все себе забрал! А теперь вот кто от него к нам отъедет — хочет брать как у себя дома! Да он что — братию свою ниже бояр считает?! Завещание отца забыл — как ему с нами жить приказано?!