Заговор королевы

Эйнсворт Уильям Гаррисон

Победитель при Жарнаке [53] и Монконтуре [54] , предмет зависти всей воинственной молодежи своего времени, кумир воинов, приобретших славу во многих сражениях, государь, избранный Польшей [55] , государственный муж, наделенный здравым смыслом, оратор, владевший красноречием легким и приятным, одаренный мужеством, врожденной грацией и красотой, искусный во всех физических упражнениях – в турнирах, на манеже и в фехтовальном зале, – этот благородный рыцарь, как только вступил на престол Франции, впал в сладострастную беспечность, из которой никогда не выходил, исключая весьма редкие случаи. Сила его ума, его твердость, мужество, моральное и физическое совершенно исчезли под влиянием распутной жизни, которой он предался.

53

Жарнак – сражение 13 марта 1569 г., в котором королевская армия под командованием брата короля герцога Анжуйского, будущего Генриха III, разгромила армию гугенотов, предводительствуемую Людовиком Конде.

54

Монконтур – сражение 30 октября 1569 г. во время религиозных войн во Франции, в котором протестанты потерпели сокрушительное поражение и почти все пали на поле боя.

55

С 18 февраля по 19 июня 1574 г. Генрих III был королем Польши.

Управляемый матерью и своими фаворитами, которые были главными противниками Екатерины и постоянно пугали ее своим влиянием на Генриха, преследуемый герцогом Гизом, который даже не брал на себя труда скрывать свои виды на престол, возбуждающий недоверие лигистов, предводителем которых он был, внушающий ужас гугенотам, которых он всегда неумолимо преследовал и которые с отвращением вспоминали его жестокости во время ужасов Варфоломеевской ночи [56] , ужасающей трагедии, в которой он был, по его собственному признанию, одним из главных действующих лиц, восстановивший против себя папу и Филиппа II Испанского (своего шурина), которые оба сочувствовали Гизу в войне с Генрихом Наваррским, и во вражде со своим братом герцогом Алансонским, громимый Сорбонной, преследуемый нападками одного из ее докторов, который в своем памфлете старался доказать необходимость свержения его с престола, Генрих, с колеблющейся на голове короной, внешне воплощал полное равнодушие и не отказывался ни от одного из своих удовольствий или обрядов благочестия (у него благочестивые обряды очень походили на забавы: молельня и бальный зал, обедня и маскарад соприкасались один с другим). Генрих не желал слушать своих советников и только тогда стряхнул с себя сладострастную бездеятельность, когда недруги хотели вооруженной рукой лишить его престола. Тогда – лишь на минуту – он показал себя настоящим королем. Однако мы не будем касаться этого периода его царствования, но опишем то время, когда этот изнеженный монарх утопал в праздности и удовольствиях.

56

Варфоломеевская ночь – массовая резня гугенотов католиками в ночь на 24 августа 1572 г. (день святого Варфоломея) в Париже, организованная Екатериной Медичи и Гизами.

В ту ночь, о которой идет речь, он собрал в роскошных галереях своего дворца самых красивых женщин и самых лучших кавалеров столицы. Екатерина Медичи также присутствовала на празднике с блестящим роем своих красавиц. Маргарита Валуа, прелестная королева Наваррская, двадцати семи лет от роду, в полном блеске красоты, также находилась там со своей свитой. Присутствовала даже кроткая Луиза Водемон со своими скромными и благоразумными фрейлинами. Все, что было при этом дворе грацией, молодостью, умом, красотой и изяществом, – все соединилось на этом празднестве. Ничто не было забыто из того, что могло придать ему прелести.

Тысячи ароматических ламп разливали благоухание, экзотические цветы наполняли воздух приятным запахом, танцы сопровождались нежными звуками музыки скрытого оркестра, высокие перья развевались в такт мелодиям, маленькие ножки дам мелькали в разнообразных фигурах танца.

Бал был маскарадный, и, за исключением государя и нескольких любимейших его приближенных, лица всех присутствовавших скрывали маски.

Костюмы были чрезвычайно разнообразны, но выбраны скорее с намерением выставить в полном блеске внешность танцора в наряде, отличном от обыкновенной одежды, чем с причудливостью, отличающей итальянские маскарады или дни карнавала. Огненные глаза, которые казались еще ярче, сверкая как две звездочки сквозь два отверстия красивой маленькой бархатной маски, придававшей больше заманчивости и эффекта розовым губам и атласному подбородку тех, которые их носили, оказывали повсюду свое магическое влияние. Для кокетства всего удобнее маска, при помощи которой говорятся бесчисленные колкие остроты, которые без ее дружеского прикрытия никогда не были бы сказаны или же не достигли бы своей цели. Итак, да будет благословен тот, кто ввел в употребление маску на пользу робкого любовника.

Блестящее общество рассеялось в длинной анфиладе позолоченных зал, то слушая восхитительные звуки гармоничного пения, то окружая столы, где огромные суммы проигрывались в трик-трак, то останавливаясь под аркой из благоухающих цветов или в нишах окон, то принимая участие в роскошном угощении, предложенном в большом зале. Громко раздавались шутки и смех, тихим и нежным голосом шептались слова любви.

Среди блестящей толпы выделялась кучка людей, снявших маски и державшихся немного в отдалении от общего движения. Однако же в этой группе было заметно больше веселья, чем во всех других местах. Разговор этих людей заглушался их смехом, и очень немногие из проходивших мимо них дам и кавалеров, если только походка и черты могли быть узнаны, избегали их язвительных насмешек и саркастических комментариев.

В этой группе был человек, с которым все прочие общались с особенным уважением и благоговением, и можно было подумать, что ради его одного расточалось все это остроумие, поскольку каждая метко сказанная острота заслуживала его одобрения. Этот человек был среднего роста, худощав и немного сутуловат. Его лицо имело неопределенное, но зловещее выражение – что-то среднее между насмешкой и улыбкой. Его черты не были красивы: нос велик, губы толстые, но цвет лица замечательно нежный и свежий; глаза его были не лишены блеска, но взгляд их выражал скрытность, подозрительность, пронырливость. Он носил короткие усы, а остроконечная бородка покрывала его подбородок. В ушах были вдеты длинные жемчужные подвески, которые придавали еще более женственности его наружности, а черный головной убор, надетый на самую макушку и прилаженный таким образом, чтобы не растрепать прически его искусно завитых волос, вместо перьев был изукрашен разноцветными драгоценными камнями. Шею его украшало великолепное жемчужное ожерелье и цепь из медальонов, перемешанных с гербами, на которой крепился орден Святого Духа, сверкавший бесценными бриллиантами. И действительно, невозможно было вычислить стоимость драгоценных камней, сверкавших на его одежде, в серьгах и других деталях его великолепного костюма. На поясе его с одной стороны висел кошелек, наполненный маленькими серебряными флаконами с духами, и шпага с богатым эфесом в бархатных ножнах, а с другой – четки из адамовых голов, которые он всегда имел при себе по данному им обету и которые доказывали смесь набожности или лицемерия и испорченности, составлявшую характер этого господина. Его бархатный плащ каштанового цвета и самого последнего фасона был на палец короче плащей его товарищей. Воротник его был обширных размеров и носил более удачное и подходящее название «ротонды». Его полукафтан, так плотно прилегавший к талии, как только позволяли пуговки и петли, был великолепно сшит и очень ему шел, точно так же, как и его шаровидные панталоны, раздувавшиеся по бокам, которые, подобно полукафтану, были из желтого атласа. Мы не беремся описывать ни чрезвычайную роскошь его рукавов, ни изящество его ног, обутых в шелковые чулки пурпурного цвета, ни острые носки его атласных башмаков – каждая часть его костюма была изучена.

Генрих III – а это был именно он – обращал, как мы уже сказали, большое внимание на все мелочи туалета и придавал огромное значение нарядам. В день его свадьбы с Луизой Водемон одевание обоих супругов заняло так много времени, что обедню пришлось служить в пять часов вечера, а молебен был пропущен, что считали очень худым предзнаменованием. Он очень гордился своей наружностью и так сильно страшился утратить свежий цвет лица и нежность кожи, что в часы отдыха надевал маску и перчатки, пропитанные разными смягчающими мазями и составами. Очень немногие из дам его двора могли поспорить красотой и малым размером руки с его прекрасной рукой, унаследованной им, равно как и его сестрой Маргаритой Валуа, от матери.

В настоящем случае он, сняв перчатку, вытканную из серебра и шелка белого и телесного цветов, небрежно перебирал тонкими белыми пальцами, украшенными богатыми кольцами, изящные уши маленькой собачки, которую держал Шико, стоявший возле него. Генрих так страстно любил собак, что обыкновенно выезжал в карете, наполненной самыми красивыми их представителями, и подбирал всех собак, которые ему понравились во время прогулки. Монахини часто жаловались на похищение их любимцев, так как монастыри в царствование этого великого любителя собак были более всех других мест снабжены собачьей породой, и он часто обращался туда для пополнения своего зверинца.

Придворные, окружавшие его, были почти так же роскошно разодеты, как и их государь. Справа от Генриха, опиравшегося на плечо своего первого камердинера де Гальда, виднелась величественная фигура маркиза де Виллекье, прозванного Юный и Толстый, хотя он не имел никаких притязаний на первый из эпитетов. Рядом стоял его зять, суперинтендант финансов, развлекавший себя пустой забавой в бильбоке [57] , очень распространенной среди тогдашних придворных благодаря пристрастию короля к этой игре. Храбрый Жуайез и гордый д’Эпернон не пренебрегали этим вздорным времяпрепровождением и держали в руках длинные серебряные трубки – сарбаканы, с помощью которых, подобно современным итальянцам во время карнавала, они метали в гостей под масками множество конфет и разных сладостей, причем проявляли большую ловкость в этом занятии. В эту минуту с д’Эперноном разговаривал Франсуа д’Эпинье де Сен-Люк [58] , барон де Кревкер, другой любимец Генриха, не меньше своих товарищей отличавшийся храбростью, почти граничащей с жестокостью. Сен-Люк считался красивейшим мужчиной своего времени, его наградили эпитетом Красавец. Возле них было множество слуг и пажей в богатых ливреях.

57

Бильбоке (фр. bilboquet) – игра, которая заключается в том, чтобы попасть шариком, привязанным на шнуре к стержню, в чашечку, прикрепленную к тому же стержню.

58

Сен-Люк Франсуа д’Эпинье (1554–1597) – французский дворянин, фаворит короля Генриха III, активный участник религиозных войн во Франции.

– Д’Арк, – сказал король Жуайезу мягким и приятным голосом, – не можешь ли ты сказать мне, чье прелестное лицо прячется под маской там, в свите ее величества, моей матери? Оно должно быть прелестно, если губы и шея не обманывают. Ты видишь, про кого я говорю?

– Вижу, государь, – ответил Жуайез, – и совершенно согласен с вашим величеством, что лицо, которое скрывает эта маска, должно быть божественно. Шея бесподобна, бюст Венеры, но что касается их обладательницы, то хотя льщу себя надеждой, что достаточно знаю всех дам из свиты ее величества и могу угадать девять из десяти, как бы они искусно ни приоделись, но признаюсь, я сбит с толку этой незнакомкой. Ее походка прелестна. Ей-богу! С позволения вашего величества, я пойду узнаю, кто она такая!..