Заговор королевы
Шрифт:
Напрасно прибавляли, что для поддержания строгой благопристойности ректор распорядился запереть двери. Студенты были сильны в спорах, и их аргументация очень скоро вразумила противников. Они вполне полагались на свою ловкость для одержания верха в подобных случаях.
– Долой ведущих диспут! Долой алебардщиков! Долой двери! – закричали разом сотни яростных голосов. – Долой самого ректора! Долой мессира Адриана Дамбуаза! Не допускать учеников университета в их собственные залы! Заискивать перед фаворитами двора! Держать диспут при закрытых дверях! Долой ректора! Мы издадим приказ сейчас же провести новые выборы!
После этого сильный ропот пронесся в толпе, за которым последовал новый взрыв проклятий в адрес ректора и демонстрация дубинок, в сопровождении града гороха, выпущенного из сарбаканов. Алебардщики побледнели и охотно бы уступили, но дверь была заперта с внутренней стороны, жезлоносцы и сторожа, к ней приставленные, хотя и были перепуганы наружным шумом, но категорически отказывались отворять.
Снова раздались угрозы студентов,
– Что ты нам рассказываешь о фаворитах короля! – кричал из первого ряда студент, украшенный одним из тех бумажных воротников, о которых мы говорили. – Они могут приказывать в Луврских покоях, но не в стенах университета. Ей-богу! Мы нисколько ими не дорожим! Мы смеемся над безобидным лаем этих откормленных дворцовых шавок! Что могут для нас значить эти попрыгунчики? Клянусь четырьмя евангелистами, мы не потерпим здесь ни одного из них. Советуем д’Эпернону, этому гасконскому недорослю, поразмыслить над участью Можирона, а нашему весельчаку Жуайезу – припомнить смерть этой собаки Сен-Мегрена! [12] Уступите место более достойным! Уступите место учащимся! Долой жабо и сарбаканы!
12
Можирон, Сен-Мегрен – французские дворяне, фавориты короля Генриха III, погибшие в результате придворных интриг.
– Что значит для нас президент парламента или губернатор города! – вопил другой. – Мы смеемся над их властью, мы ее признаем только в их судебных палатах. Ступив на нашу землю, они оставили всю свою власть по ту сторону ворот Святого Иакова. Мы не принадлежим ни к какой партии! Мы в политике придерживаемся строгой середины. Мы не более уважаем приверженцев Гиза, чем гугенотов; лигисты нам не дороже кальвинистов. Наш единственный господин – Григорий XIII [13] , папа римский. Долой Гизов [14] и беарнцев! [15]
13
Григорий XIII (1502–1585) – римский папа с 1572 г. Активно поддерживал и вдохновлял борьбу католицизма против протестантов, во Франции помогал Карлу IX и Гизам в их борьбе против гугенотов.
14
Гизы – герцоги Лотарингские, ярые сторонники католицизма, активные участники и организаторы религиозных войн во Франции, некоторое время даже претендовали на французский престол.
15
Беарн (лат. Benearnia) – южная пограничная область Франции; главный город По. Здесь беарнцами названы сторонники Генриха IV, родившегося в Беарне.
– Долой Генриха Наваррского [16] , если вы этого желаете, – воскликнул студент из Гаркура, – или Генриха Валуа, если это вам более нравится, но – ради всех святых – только не Генриха Лотарингского, он надежная и крепкая опора истинной веры. Нет! Нет! Да здравствуют Гизы! Да здравствует Священный союз!
– Долой Елизавету Английскую! – кричал студент из Клюни. – Что делает здесь ее представитель? Уж не ищет ли он ей мужа среди наших ученых? Плохая будет сделка, если она отдаст руку герцогу Анжуйскому [17] .
16
Генрих IV (1553–1610) – король Наваррский с 1572 г., король Франции с 1593 г. Будучи гугенотом, принимал участие в религиозных и гражданских войнах на стороне протестантов. Дважды из политических соображений менял веру на католическую. Именно ему принадлежит фраза «Париж стоит мессы». В 1598 г. издал Нантский эдикт, уравнивающий права католиков и протестантов. Основатель династии Бурбонов.
17
Герцог Анжуйский, Эркюль-Франсуа де Валуа (1554–1584) – французский принц, брат королей Франциска II, Карла IX и Генриха III.
– Если вы дорожите своим воротником из буйволовой кожи, то советую вам не отзываться непочтительно в моем присутствии об Елизавете Английской, – подымая с угрозой свою окованную палку, возразил англичанин из Четырех Наций, такой же заносчивый, как и его огромный бульдог, следовавший за ним по пятам.
– Долой Филиппа Испанского и его посланника! – кричал бернардинец.
– Por los de mi dama! [18] – воскликнул принадлежавший к Нарбонской коллегии испанец с огромными закрученными усами на бронзовом дерзком лице, в низкой шляпе, гордо нахлобученной на лоб. – Так
18
Клянусь честью моей дамы! (исп.)
– В таком случае, что он делает здесь, со своей свитой? – возразил бернардинец. – Черт возьми! Этот диспут один из тех, которые нисколько не касаются интересов вашего короля, а мне кажется, что Филипп и его представитель интересуются только тем, из чего могут извлечь пользу. Я уверен, что присутствие вашего посланника в нашем училище имеет какой-то тайный повод.
– Может быть, – отвечал испанец. – Мы поговорим об этом после.
– А что делает поставщик Сибарита [19] в пыльных залах науки? – завопил студент из коллегии Ламуан. – Чего ищет ревнивый убийца жены и ее не рожденного еще ребенка так близко от независимых речей и, быть может, верно направленных шпаг? Я думаю, что для него было бы гораздо благоразумнее оставаться в своем гареме, чем подвергать свою надушенную особу разным случайностям среди людей, прикосновение которых может оказаться погрубее того, к которому он привык.
19
Сибарит – от Sybaris, названия греческого города в Лукании, основанного ахейцами и трезенцами около 720 г. до н. э., могущественного и богатого торгового центра. В период расцвета к его области примыкали 25 городов. Богатство приучило жителей Сибариса к столь изнеженному образу жизни, что слово сибарит сделалось нарицательным обозначением человека, живущего в роскоши.
– Хорошо сказано! – воскликнул ученик из Клюни. – Долой Рене Виллекье, долой этого презренного рогоносца, хотя он и губернатор Парижа!
– Какое право имеет господин аббат Брантом занимать место среди нас? – возопил студент из коллегии Гаркур. – Он, несомненно, славится умом, ученостью и любезностью, но какое нам до этого дело! Его место могло бы быть занято более достойным.
– И что привело сюда Козимо Руджиери? – спросил бернардинец. – Что надеется узнать здесь этот старый торговец темными знаниями? Мы не занимаемся химией и тайными науками. Мы не делаем ничего незаконного: не приготовляем любовного напитка, не составляем медленного яда, не продаем чьих-то восковых изображений. Поэтому я спрашиваю, что он здесь делает? Ректор поступает совершенно неприлично, допуская его присутствие. Даже если бы он явился сюда под охраной власти своей любовницы Екатерины Медичи, мы не уважили бы и этого. Долой аббата-идолопоклонника, мы слишком долго терпели все его мерзости, вспомните Моле, попавшего в его сети, вспомните его бесчисленные жертвы! Кто приготовил адское питье для Карла IX? [20] Пусть он ответит на это. Долой вероломного жида и колдуна! Виселица слишком хороша для него! Долой Руджиери!
20
Карл IX (1550–1574) – король Франции с 1560 г. В начале его правления начались религиозные войны, санкционировал в 1572 г. Варфоломеевскую ночь.
– Да! Долой проклятого астролога! – подтвердила вся толпа. – Он сотворил за свою жизнь достаточно преступлений! Время воздаяния настало. Написал ли он собственный гороскоп? Предвидел ли он собственную судьбу?
– И поэты! – кричал другой ученик Четырех Наций. – Прах их побери, всех трех. Их место не здесь. Что могут они найти занимательного в этом диспуте? Бесспорно, что Пьер Ронсар в качестве воспитанника этой коллегии имеет право на наше уважение. Но он стареет, и я удивляюсь, как мог он при своей подагре вынести эту длинную дорогу. Старый наемный писака! Его последние стихи хромают подобно ему. И вдобавок он ударился в морализм и осуждает все свои прежние хорошие произведения. Положительно эти устарелые барды отрекаются всегда от того, в чем проболтались в молодости. Климент Моро принялся на старости сочинять псалмы, что же касается Бальфа, то имя его не переживет его балетов. Филипп Депорт обязан своей нынешней известностью виконту Жуайезу, однако же он не совсем лишен достоинств. Пусть он уходит со своей славой и не надоедает нам своим присутствием! Очистите место софистам Нарбонской коллегии! Ко псам поэзию!
– Черт возьми? – воскликнул студент Сорбонны. – Что значат софисты Нарбоны в сравнении с сорбоннскими докторами канонического права, которые объясняют притчи Корнелиуса, Лапида или сентенции Петра Ломбарда так же проворно, как вы проглатываете бутылку глинтвейна или ломтик икры с уксусом? Что скажешь ты на это, Капет? – обратился он к своему соседу, скромный серый капюшон которого доставил ему это прозвище. – Заслуживаем ли мы такое оскорбительное обращение?
– Я не нахожу, что ваши заслуги значительнее наших, – отвечал ученик в капюшоне, – хотя мы не восхваляем себя, подобно вам. Ученики скромного Иоанна Стандонша столь же способны поддержать диспут, как и ученики Роберта Сорбонна, и я не могу понять, по какой причине не впускают нас? Здесь затронута честь университета, и необходимо соединить все силы, чтобы отстоять ее.