Заговор корсиканок
Шрифт:
– И куда же я должна доставить ответ?
– Туда, где я живу: улица Ласкари, двести двадцать семь, третий этаж…
Коломба как будто задумалась.
– Можно попробовать… Но поклянитесь мне, что вы действуете из самых честных побуждений!
– Клянусь!
Пелиссан уселся писать объяснение, надеясь, что его красноречие собьет с пути истинного будущую жертву, а Коломба Пастореччья тихонько вздохнула.
– Вы похожи на славного малого, и я вам верю.
Поднимаясь по старому городу к набережной Соединенных Штатов, Пелиссан прямо раздувался от самодовольства. Всего за несколько минут он решил проблему, которая не давала покоя
Но пока Барнабе решал про себя участь мадемуазель Гаро, пять старух занимались его собственной.
Прочитав письмо Пелиссана к Мишель, Базилия потирала Руки от удовольствия.
– Коломба, он у нас в руках! Сама того не зная, крошка послужит приманкой!
Мадам Пастореччья с ее неизлечимой сентиментальностью возмутилась:
– А вдруг он по-настоящему влюбился в нашу Мишель?
Базилия, с жалостью поглядев на подругу, пожала плечами:
– Бедняжка Коломба… Ты хоть знаешь, каким ремеслом занимается этот прохвост?
– Нет.
– Это кот.
– Не понимаю…
– Ну, сутенер, если так тебе понятнее… Он соблазняет девушек, а потом посылает на панель и прикарманивает деньги, которые эти несчастные зарабатывают сама понимаешь каким способом…
– Что за мерзость!
– Представляешь, что ждет Мишель с подобным типом?
– Замолчи, Базилия! Мне и подумать-то об этом стыдно…
– В таком случае мы вдвоем очистим землю от этой нечести.
Барнабе был так доволен собой, что решил отпраздновать удачу. Стоял чудесный солнечный день, парню не терпелось как можно скорее оказаться в кафе на площади Гарибальди и насладиться заслуженным триумфом, а потому он решил убить время, заглянув в Гольф-Жуан, к приятелю Юберу.
Но тот не слишком обрадовался при виде Пелиссана.
– Какого черта ты сюда притащился?
– Слушай, Юбер, тебе не кажется, что ты выбрал довольно странный способ приветствовать друга?
– Тех, кто сажает тебя в такую калошу, мигом перестаешь считать друзьями! Хоть бы предупредили, что собираетесь учинить такое побоище! Тогда я бы ни за что не вляпался в такое дело!
– Сам знаешь, Фред не заботится о подобных мелочах.
– А правда то, что мне рассказали?
– Что именно?
– Что Фреда сменили Эспри?
– Пока – да.
– Так или иначе, тебе не следовало бы сюда приходить, Барнабе. Фараоны не спускают с меня глаз.
– Пусть позабавятся… Им все равно ничего не доказать! Свидетелей-то нет!
– Болтали, что… возможно, старуха…
– Чепуха! У меня сведения из первых рук. В тот день бабка сидела в «малой Корсике» и лечила кого-то из внуков. Уж не помню, что он подхватил – то ли корь, то ли ветрянку.
– Ты вполне уверен?
– На все сто.
Юбер сразу расслабился.
– Уф, ты прямо камень с души снял… Пошли, выпьем по маленькой!
– Долго
Если бы речь шла не об убийстве, седые головы Базилии и Коломбы, склоненные над листом бумаги, выглядели бы очень трогательно. Старухи, вызывая в памяти воспоминания давно минувших дней юности, сочиняли любовное письмо – ловушку для Пелиссана. Практичная Базилия и романтическая Коломба никак не могли прийти к согласию. У первой получалось почти деловое письмо, вторая же во что бы то ни стало хотела пустить в ход фразеологию популярных любовных романов, вышедших в свет до первой мировой войны. Скоро Базилия начала нервничать.
– Да ты что, Коломба, совсем спятила? Где ты видала, чтобы девушка величала кавалера своим «беркутом»?
– Именно так я называла Паскаля, когда мы еще только обручились!
– Не может быть! А он?
– Он? Он называл меня своей «дикой горлицей»…
– Умолкни! Иначе я рассмеюсь, а Бог свидетель, мне сейчас не до смеха! Я напишу: «Месье».
– Тебе не кажется, что такое обращение слишком церемонно, она ведь собирается назначить любовное свидание!
– В таком случае, может, написать «Месье Барнабе»? Он ведь, кажется, сказал ей свое имя?
– Уже лучше…
Обе старухи битых два часа пытались воскресить в усталой памяти слова, заставлявшие поверить, будто никогда еще ни одну на свете женщину так не любили… Труднее оказалось справиться с привычкой к оборотам, давно вышедшим из употребления. Мишель, конечно, не могла ими пользоваться, и Пелиссан сразу заподозрил бы неладное.
«Месье Барнабе,
Это письмо Вас, несомненно, удивит, после того как я вела себя утром. Однако, оставшись совсем одна, я вынуждена никому не доверять, и в особенности мужчинам. Теперь, поразмыслив, я пришла к выводу, что, возможно, Бы говорите искренне, и, поскольку Вы произвели на меня очень приятное впечатление, я стала думать, не сделала ли я глупость… Если я права, то, быть может, нам стоит познакомиться получше? Если Вы хотите встретиться, то я готова прийти сегодня вечером в Замковый сад. Скажем, в шесть часов… Сообщите ответ той, что передаст Вам записку, которую я Вас очень прошу вернуть.
Мишель».
– Только не забудь принести письмо обратно, Коломба! Мы не можем оставлять ни малейших следов, иначе малыш Сервионе живо на нас насядет.
– Неглупый парень!
Базилия гордо выпрямилась:
– Не зря же он родился в Корте!
Соперничество городов по-прежнему воспламеняло кровь в этих изношенных за долгие годы телах.
– Так, значит, тех, кто родился в Аяччо, ты считаешь дураками?
– Нет, но все-таки… это не одно и то же!
– Конечно, не одно и то же! Мы как-никак горожане, а вы – деревенщина!
– А маки? Где, по-твоему, маки?
– А где родился император? Не у нас ли?
– Случайность!
– Да, но почему-то это произошло все-таки не в Корте!
– Должно быть, Бог решил, что нам это не нужно. Подобные перепалки были для старух самым любимым развлечением.
Уже по одному виду Пелиссана Консегюд и его приспешники сообразили, что парень успешно выполнил поручение. Но донжуан банды явно не спешил их обрадовать. Он спокойно уселся, попробовал выпивку, закусил и расслабился, чувствуя, что все остальные сгорают от нетерпения и вот-вот лопнут. Собственное величие опьяняло Пелиссана. В конце концов главарю пришлось его поторопить.