Заговор корсиканок
Шрифт:
Жозетт, не отвечая, повела его в гостиную. Ей вдруг стало очень тяжело передвигать ноги. Всего за несколько секунд Жозетт Консегюд превратилась в усталую от жизни старуху. Она заранее отказывалась от борьбы.
– Это комиссар… – предупредила она Гастона, и тот нервно вдрогнул.
– Пусть он оставит меня в покое!
Сервионе
– В тюрьме у вас будет достаточно времени на отдых.
– В тюрьме?
– Да, и вы сядете туда очень надолго. Я ведь говорил, что когда-нибудь до вас доберусь, Консегюд. Вот это и произошло. Я изымаю из обращения вас обоих.
– Но вы не можете…
– Само собой! Этим займется судья. Мое дело – арестовать. Юбер все выложил. У нас собрано на вас великолепное досье, Консегюд, и то, что вы позволили убить Пьетрапьяна, – лишь достойное завершение всего. А ваша жена стала сообщницей уже хотя бы потому, что промолчала. В таком возрасте и с таким богатым жизненным опытом вам следовало бы знать, что поднять руку на полицейского – значит подписать себе приговор. Ну что, добровольно пойдете или мне придется вызвать на помощь шофера?
Они чувствовали себя побежденными уже с тех пор, как позвонил Фред, – оба слишком давно не оставались одни. Генерал, лишенный армии, Консегюд не знал толком, что ему делать, на что решиться. За него ответила Жозетт:
– Мы идем… Вы позволите мне собрать вещи?
– Давайте.
Комиссар знал, что она не попытается бежать. Рантье преступного мира, потеряв все доходы, оказались в полной растерянности и теперь готовы были подчиняться кому и чему угодно. И это Консегюды, так привыкшие командовать! Жозетт вернулась с двумя легкими сумками. Уходя, она в последний раз огляделась.
– Покинуть все это… очень тяжко, комиссар…
– Подумайте о тех, кого вы ограбили… и утешайтесь мыслью, что чужое добро в прок не идет.
– В таком случае на свете было бы очень мало богатых…
Базилия Пьетрапьяна наконец решила признаться, что вместе с детьми присутствовала при убийстве своих близких… Опознав Фреда Кабри, она особо указала на него как на убийцу своего сына. После того, как арестованные уехали в полицейской машине, старуха осталась наедине с Сервионе и Кастелле.
– Вы ничего не хотите рассказать мне, Базилия, о смерти Бенджена, Пелиссана и обоих Акро? – спросил комиссар.
– А что, по-вашему, я могу рассказать?
– Например, каким образом вам удалось их казнить.
Базилия умела напускать на себя величайшее простодушие.
– Честно говоря, комиссар, не понимаю, о чем это вы… А теперь мне пора домой – я нужна внукам.
Сервионе вздохнул:
– Ладно уж, идите… Но вот уж никогда бы не подумал, что вы такая лгунья, Базилия.
Старуха, уже направившаяся к двери, обернулась:
– Во-первых, мужчине твоих лет не пристало так разговаривать с женщиной моих – это невежливо. И, будь я твоей матерью, я бы тебя хорошенько отшлепала, чтобы научить приличным манерам. А во-вторых, не понимаю, с чего вдруг ты решил меня так обозвать!
Комиссар возмущенно стукнул кулаком по столу.
– Слыхали, Кастелле? – рявкнул он. – Она еще смеет спрашивать, почему я назвал ее лгуньей! – Сервионе подскочил к старухе. – Да Господи Боже, просто-напросто потому, что вы не говорите правды!
Она с самым лицемерным видом пожала плечами.
– Это еще не повод! – И, немного помолчав, добавила: – Если хочешь знать мое мнение, Оноре, здесь, на континенте, ты совершенно разучился себя вести…