Заговор небес
Шрифт:
«У нас такой ездил бы на бронированном «мерсе», а сзади еще – два джипа с охраной… А у них – вице-президент и исполнительный директор прыгает себе с парашютом в России и ест клейкие макароны в летной столовой. Американская демократия, блин, в действии…»
Катя докурила, допила чай, вернулась в комнату-кабинет.
Вытащила пылесос в прихожую. Джейкоб Уильям О'Гар не шел у нее из головы. Она вдруг вспомнила, как однажды (кажется, это было давным-давно, в прошлой жизни!) она вдруг перехватила взгляд Джейка, устремленный на Мэри. Джейк вообще-то всегда очень ровно, очень по-дружески,
Длилось это, впрочем, одно, много два мгновения. И когда Мэри почувствовала этот взор и обернулась, глаза американца уже не выражали ничего, кроме улыбчиво-равнодушной приязни.
Но, может, она, Катя, это тогда сама придумала? Может, ей показалось? После того случая она стала пристально наблюдать за Джейком и Мэри, тем более что ей была известна, скажем так, Машкина любвеобильность, но не смогла больше ни разу засечь между ними ничего, что выходило бы за рамки обыкновенной дружбы. Ни поцелуя, ни прикосновения, ни особенного взгляда. Ничего.
Катя вспоминала, яростно орудуя пылесосом в прихожей. Затем перетащила агрегат на кухню.
Вдруг в памяти у нее всплыли слова Гоши, сказанные им вчера касательно Маши.
«Что она там, – припомнила Катя, – говорила Гошке два года назад?.. «Разбогатею… Купим аэродром…» И еще: она тогда уезжала… Куда-то далеко уезжала, не в Мелитополь, – иначе ей незачем было занимать у Гоши денег… А потом она вернулась… Вернулась грустная и по-прежнему небогатая… Отдала Гоше деньги – причем не скоро. И в рублях по курсу…»
Какая-то смутная идея забрезжила в голове у Кати. Домашнее хозяйство странным образом не мешало, а, напротив, помогало идее выкристаллизовываться. И когда с пылесошеньем кухни было покончено, Катя подошла к груде «аэродромных» визиток и почти безошибочно вытянула из них нужную.
Точнее, то была не визитка, а клочок линованной бумаги, на котором имелись фамилия и два телефонных номера: домашний и рабочий.
Владимир Бережковский – было записано на листочке.
Владимир Бережковский в те далекие аэродромные времена служил пограничником на паспортном контроле в Шереметьеве-два. Кажется, был капитаном. Он даже провел ее, когда Катя улетала во Францию, на посадку через VIP-зал. (Это сейчас – плати пятьдесят баксов и проходи в зал для «очень важных персон». Тогда эта честь доставалась министрам, депутатам или… Или тем, у кого были знакомые пограничники или таможенники.)
Они выпили с Бережковским коньяку в виповском буфете. Володя лихо, по-гусарски опрокинул рюмку, козырнул и ушел – а Катя до самой посадки наслаждалась, сидя в роскошных креслах VIP-отсека.
До этого она даже пару раз с ним встречалась – помимо Колосова. Сидели в каких-то компаниях. Выпивали. Бережковский пел, грассируя, под гитару бардовские песни: «И вот я пгро-оститутка, я фея из ба-арра…»
Хороший парень. Даже жаль, что у нее с ним ничего не случилось…
Через два года из Франции Катя вернулась уже с Андреем…
Но расставались-то они с Бережковским друзьями. Почему бы ей сейчас ему не позвонить? Правда, прошло почти восемь лет с тех пор, как он козырнул ей на прощанье в виповском зале Шереметьева… Он сто раз мог поменять место службы, и рабочий, и домашний телефон… Столько произошло за эти годы со страной, что Володя запросто мог сменить все на свете – вплоть до фамилии, гражданства и сексуальной ориентации.
Но попытка не пытка… Катя взяла трубку и набрала рабочий телефон пограничника.
– Слушаю, – раздался молодцеватый, явно голос военного.
– Можно попросить Бережковского? – проговорила Катя.
В трубке не удивились, не переспросили: «Кого?!» Нет, что-то буркнули, бросили трубку на стол, а через минуту Екатерина Сергеевна услышала знакомый лихой голос:
– Слушаю, Бережковский!
– Здравствуй, Володя, – сказала Катя, пытаясь придать своему голосу максимально притягательный для мужчин хрипловатый шарм, – это Катя Калашникова.
– Помню, – отрывисто сказал Бережковский. – Спасибо, что позвонила.
Бережковский явно был занят – или куда-то спешил. Катя решила сразу брать быка за рога.
– Как ты понимаешь, Володенька, – проворковала она, – если человек вдруг звонит после восьми лет молчания – значит, ему что-то от тебя надо.
– Буду рад услужить, – быстро (но, впрочем, вполне радушно) проговорил Бережковский.
– Можно ли узнать, с твоими возможностями, куда конкретно летал один человек?
Бережковский на секунду задумался, и Катя поняла: тому не хотелось бы помогать ей, ежели она отыскивала компромат на мужа или любовника. Проклятая мужская солидарность.
– Это женщина, – поспешно добавила Катя.
Казалось, Володя облегченно вздохнул.
– Если летела через нас, до полугода назад и позже – нет проблем, – деловито проговорил Бережковский.
– А если – раньше?
– Она, твоя женщина, «Аэрофлотом» летела?
– Не знаю. Думаю, да. На девяносто девять процентов – да.
– Тогда надо смотреть на лентах «Аэрофлота». Написать им официальное письмо…
– Ой, а нельзя без письма? За большую коробку конфет?
– За большую коробку конфет – все можно.
– И за бутылку коньяка – тебе, – поспешно добавила Катя.
– Тогда тем более.
– Пожалуйста, Володенька, сделай, а?.. За мной, как говорится, не заржавеет…
– Фамилия?
– Что? – не поняла Катя.
– Ну, как фамилия твоей женщины? И когда она, ориентировочно, летела?
– Фамилия – Маркелова. Инициалы – «Эм – Ю». Летела в девяносто восьмом. Кажется, летом.
– Принято. Маркелова Эм Ю, девяносто восьмой.
– Ты перезвонишь мне, Володенька?
– Да. Пишу номер.